— О чём вы?
— Что если бы к вам заявился вовсе не настоящий Эскис, а,
скажем, какой-нибудь подставной репортёр из дешёвой жёлтой
газетёнки? Они из всего могут сотворить сенсацию и скандал. Ничем
не погнушаются. А вы наверняка наговорили ему лишнего.
— За кого вы меня принимаете, голубушка Анна Степановна? —
искренне возмутился мужчина. — Я не глупый отрок, чтобы болтать на
каждом углу о том, что может всех погубить. Да и княжна Ливен дала
чёткие указания. Я намерен их придерживаться, равно как и вы.
Лиза прижалась спиной к холодной стене. Она ушам поверить не
могла. Свиридова ругала Ермолаева за разговор с Алексеем
Константиновичем Эскисом! И делала это в ночи. Чтоб никто ненароком
не услышал.
— Ей огромных трудов стоило добиться того, чтобы нас оставили в
покое, — отчеканила классная дама так, будто отчитывала нерадивого
посыльного, а не уважаемого учёного мужа. — Нельзя обсуждать
случившееся с кем-либо вообще. Будь это даже родители покойных
девочек. Да хоть сам государь император! Это указание сверху, Пётр
Семёнович. Случившегося уж не исправить, как бы мы девочек ни
оплакивали. А новые проблемы нам тут ни к чему. Нас могу
провоцировать. Могут умышленно вести к закрытию.
— Кому подобное нужно?
— А кому нужна была эта трагедия?
— Анна Степановна, — следующую фразу Ермолаев произнёс так тихо,
что Лиза едва расслышала: — разве ни в чём не повинных девиц могли
умертвить только, чтобы довести до скандального закрытия
института?
— Они непростые девицы, — также негромко возразила Свиридова. —
Одна — графиня. Другая — княжна. Это вам не случайная офицерская
дочка, которая из окна выбросилась. Надави на кого следует, скажи
убедительные слова нужным людям, и не станет никакого Смольного
института. Запросто. Раз вместо просвещения институт этот губит
невинных девочек.
— Помилуйте, голубушка. Кому мы могли настолько помешать?
— Да мало ли кому? — Лизе почудилось, что голос Свиридовой
дрогнул. — Мы — маленькие люди. Со своими маленькими хлопотами.
Откуда нам знать, что затевают одни покровители против других? Мне
и дела нет, честно вам скажу. Довольно и того, что я их… не
сберегла.
Она отчётливо всхлипнула.
А Лиза прижала к дрожащим губам ладони, чтобы самой не
расплакаться.
— Полно вам, голубушка, — как никогда мягко и терпеливо произнёс
Ермолаев. — Не мучайте себя. Не убивайтесь.