Я ничего не понял, слышал только в шелесте неуловимый акцент.
Возможно, беррийский или совсем южный. Профессор даже в призрачном
состоянии слегка гнусавил. А Тоби сел на хвост у моих ног и
чуть ли не изумленно произнес: "Гав?"
-- Удивлены? -- отвечал профессор на вопрос собаки, потому что я
молчал. -- Двадцать далеров подъемная для вас сумма или показать
вам какой-нибудь горшок с монетами, прикопанный в лесу?
-- Э-э... -- сказал я, проявляя чудеса несообразительности. --
Так это вы должны были покойнице денег?
-- Я. И я, несомненно, отдал бы, не составляй место моего
пребывания государственную тайну. Впрочем, оправдываться поздно.
Хотите, покажу вам один бесхозный деревенский кладик? Там, правда,
чуть меньше, зато забрать его легко.
-- Нет-нет, постойте, я по другому делу к вам, -- остановил его
я, поскольку профессор уже собрался нырнуть между деревьями,
показывая путь. -- Я, видите ли, потому, что девочку из Могильцев
убили. Она была с даром видеть мертвых.
Беловато-зеленое сияние призрака при этих словах перелилось
розовым, потом желтым и зеленым, и профессор слегка приугас, словно
накрылся от меня полупрозрачной темной тканью. Что это значило,
нужно читать в трудах посерьезнее моих конспектов по походному
упокоению и деревенскому зачарованию. Я понял только, что он
изменил отношение ко мне.
-- И каковы ваши намерения относительно девочки? -- чуть
глуховато и словно издали спросил профессор.
-- Не знаю, -- сказал я, а Тоби у моих ног прилег, вытянул хвост
и положил на лапы морду.
Я подумал: врать перед призраками глупо. Во-первых, они,
конечно, представляются людям совершенно иначе. Всеведущими,
волшебными, знающими ответы на какие-то сокровенные вопросы,
способными раскрывать тайны и вещать откровения. На самом деле нет.
Что человек знал при жизни, то он будет знать после смерти.
Что чувствовал, о чем или о ком заботился, то при нем и останется.
Где бывал -- про то и сможет рассказать. Не больше. Во-вторых,
а что я выгадаю от неправды? Что он сделает мне? Как поможет
или помешает? Он же призрак.
-- Я не хочу причинять никому боль и неприятности, -- ответил я.
-- Мне кажется, все непросто с этой смертью, и развоплотить фантом
будет значить похоронить чью-то вину и прикрыть преступление.
Я хотел бы разобраться прежде, чем принимать решение.