Когда городские власти вызывают упокоителя, это не делается без
одобрения со стороны церкви. Шатающиеся у колокольни призраки
беспокоят больше, чем вызванный упокоить их некромант. Но сделанная
в пользу церкви работа не мешает святошам при встрече со мной
кривить рожи и отворачиваться, комментируя мое занятие как
греховное и нечистое. Отношения с колдовскими братствами у
церковных орденов гнилые. Раньше друг друга громили в проповедях и
на собраниях. Сейчас не громят, но ежедневно взаимно
оплевывают.
Я разорвал газетное разочарование пополам и положил половинки на
край фонтанной чаши -- пригодятся людям что-нибудь заворачивать.
Аптека стоит не в общем ряду лавок вокруг площади, а в сторону,
вглубь переулка. Пластырь, подаренный Фальком, иссяк. В последние
дни я только и делаю, что хожу, если так продолжать, понадобится
серьезный запас. В Бромме хорошая аптека, большая, с сушеным
крокодилом под потолком, как положено. С банками, склянками,
гербарием под стеклом на стенах и витым рогом единорога в отдельной
витрине. У аптекаря только не все в порядке с головой.
Я прочел его имя на вывеске над входом, вежливо поздоровался,
аптекарь -- типичный берриец, если судить по внешности, и абсолютно
местный, если по имени, -- только вскинул вверх руки при виде меня.
Он был безмерно огорчен и взволнован, голова его дергалась, руки
тряслись. Я слегка опешил от такой реакции на поклон и "доброе
утро, мастер", но все же дерзнул попросить пластырь. Пока искал, он
уронил и разбил какую-то банку, пнул осколки, разбросал их по полу.
Я сдержанно и вполголоса заметил ему, что негоже так нервничать в
самом начале дня, даже если первый покупатель с утра колдун.
-- А вы видели? -- воскликнул он на аннидорском совершенно без
акцента и грохнул коробкой с пластырями по стойке. -- Видели
сегодняшние газеты?..
-- Да, -- честно признался я. -- И там совершенно не от чего
волноваться. Они наполовину пусты.
-- Вот именно! -- почти крикнул аптекарь. -- Вмешалась военная
цензура, где это слыхано! Новости теперь государственное
преступление! Будет война!
-- Ну... может, и не будет, -- попробовал успокоить его я. --
Внутренние противоречия. Вы же знаете. Там, за горами, их
накопилось много.
Аптекарь погрозил мне пальцем.
-- Вы не понимаете! С таким избытком гражданских чувств дело не
кончится добром! Для чего им цензура, если не воевать?! Бедная
страна! Бедные мы, ее соседи!