Скоро я увлекся работой и уже не замечал едких комментариев.
Неожиданно крепкую затрещину опустилась мне на затылок. Потрясенный
я выпрямился и уставился на Шурума.
- Ты чего, балдатень, на мои вопросы не отвечаешь, это вот? -
задиристым тоном упрекнул меня Шурум. Жуть, как захотелось ему
вмазать. Пусть неумело, но со всей силы и от души, прямо в эти
наглые глазки, да так, чтобы со стремянки скатился. Дуэль глазами я
проиграл. Отвел взгляд и пробурчал:
- Если будете мешать, то могу напортачить.
Проговорив это, я отвернулся и полез за приборную панель.
- Работай, работяга блин, через час приду, проверю, - властно
распорядился Шурум, затем послышался стук подошв по ступеням, а
через минуту в колонках задребезжала громовая какофония, отдаленно
напоминающая мелодию.
Если не считать унижения, которым я подвергся, любимое дело
увлекло меня и оживило. Хотя уже несколько лет не прикасался к
самолету, знания возвращались с поразительной ясностью и быстротой.
Через полчаса и вовсе думать забыл о своих соглядатаях. Даже не
услышал, как смолкла музыка, очнулся от громкого пронзительного
свиста. Яхо и Шурум стояли под крылом и, запрокинув головы,
смотрели на кабину.
- Балдатень, это, хватит самолет курочить, спускайся. Мы в
столовку двигаем.
- Спасибо, я не проголодался, поработаю еще.
- Не угадал, старперыч. Ты, это…, идешь с нами. Черта с два мы
тебя одного оставим. Давай, это…, спрыгнул быро и маршируй за нами,
- с тем постоянством и упорством, с которым Шурум обзывал меня, я
сделал вывод, что мое имя его не интересует.
Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Плелся сзади,
на расстоянии пяти шагов, и все думал, почему Яхо не скинет с плеч
лямки своего тесного комбинезона, как это сделал Шурум. Шов на
брюках глубоко врезался между массивными ягодицами, от чего те
напоминали две виноградины, а брючины задрались выше щиколоток на
ладонь. Ткань на спине натянулась, будто под ней была доска.
Маленький комбинезон превращал могучего Яхо в дауна – переростка.
Еще эта панама - колокольчик. Возможно, его не волновало, как
выглядит, знал себе цену и не напрягался. Да и перед кем
наряжаться?
Завидев самолетчиков, люди спешили перейти на другую сторону
улицы и отводили взгляды. Шурум шел вихляющейся походкой со
спущенной мотней, с болтающимися лямками, в легких шлепанцах на
босую ногу и курил. На плече в рукав футболки завернул пачку
сигарет на зэковский манер. Наслаждался своим могуществом и
неуязвимостью. Каждого старика, или старуху Шурум встречал наглым
вызывающим взглядом. Кричал им: «Эй, пескоструй, в землю пора,
харе, небо коптить, это вот. А ты, бабуся, к неврипитологу чеши,
смотри, как башка трясется, того и гляди, отвалится. Эй, эй, а вы
куда? Никак в столовку? Опять меня объедать, огурцы щавелевые,
фабрики по производству дерьма? Совесть надо иметь, это…, чересчур
долго, что-то задержались на этом свете! Да, старая, тебе говорю,
это, вот. Скоро носом уже будешь асфальт царапать, а все туда же -
в столовку. О, мистер коп. Скока, это…, за ночь бандитов споймал?
Не слышу! Они ваших больше? Е-е-е, за нас пострадали? Зайдите к
Серику в травпункт. Ага, возьмите мазь и втирайте, это вот, пока не
кончится». И всю дорогу рта не закрывал, задирал каждого встречного
- поперечного. Яхо не обращал внимания на выходки коллеги, плелся
рядом, словно глухонемой и только щурился на солнце.