А несколько мгновений спустя
лестницу, приставленную к стене, оттолкнул багром Степан Коваль,
долговязый крепкий мужик с узловатыми, жилистыми руками – в жизни
простой смоленский кузнец. Как раз после того, как Бортник срубил
литвина, Степану уже никто не угрожал; орудуя багром, да
натужившись так, что проступили жилы на лбу, Ковали сумел столкнуть
ее в сторону – и лестница их в падении зацепила и сломала еще одну,
приставленную справа! Только отчаянный вопль летящих вниз ляхов и
донесся до защитников Пятницкой вежи…
После неудачного штурма ляхи начали
подземную войну – но благодаря «слухам», устроенным в стене
Смоленского кремля, вражьи подкопы успевали найти всякий раз. После
чего защитники крепости рыли встречные подкопы – и в жарких
схватках в тесноте подземелий истребляли врага, а затем засыпали
лазы поганых один за другим… Впрочем, в этих схватках Иван не
участвовал – в подземелье спускались дети боярские, лучше прочих
владеющие клинками.
Но, потерпев очередную неудачу, после
ляхи начали обстреливать Смоленск из мортир – и каленые ядра их
стали вызывать пожары, да забирать жизни не только воев, но и
простых людей. Кроме того, после нескольких месяцев осады из-за
многолюдства укрывшихся за стенами кремля, к зиме воевода Шеин был
вынужден ограничить норму припасов, выдаваемых на семьи
ратников…
Впрочем, с началом зимы семья
Свинцовых еще не ощущала тягот осады – все же кое-какие запасы
зерна, меда да вяленой рыбы удалось сохранить. Кроме того, еще не
действовал запрет и на трапезу воев лишь на стенах, и Ивану
удавалось принести домой добрый ломоть хлеба – хотя без него на
жидкой водянистой каше ратнику приходилось туговато…
Но в черный декабрьский день, когда
сам Бортник нес дозорную службу, а Олеся по обыкновению своему
пошла за водой к колодцу, Смоленск в очередной раз обстреляли из
мортир – с батареи, стоящей за Чуриловкой… И ведь не так был
страшен этот обстрел – один из многих, к которым уже попривыкли! И
начавшийся было пожар вскоре потушили всем миром. И погибла всего
одна женщина…
Только это была Олеся – ядро
буквально оторвало ей ноги; как говорили свидетели случившегося,
пытаясь хоть как-то утешить Ивана, умерла она мгновенно, не
мучаясь…
Что чувствовал Бортник в те дни,
после гибели жены? Пустоту в груди. Пустоту, сменяемую приступами
рвущей сердце на части, невыносимой душевной боли... Олеся снилась
ему едва ли не каждую ночь – а, открывая порой глаза спозаранку,
какое-то время Иван мог думать, что смерть любимой всего лишь
кошмарный сон… Но стоило ему все вспомнить – как черная боль
потери, с которой Свинцов все никак не мог смириться, вновь
заполоняла душу…