Внимательно выслушавший меня Шеин
кивнул с довольным видом – очевидно, я дал ответы на все вопросы,
возникшие в голове воеводы в связи с замятней, случившейся в
коронном лагере Сигизмунда… Немного помолчав, он указал рукой на
древнюю раку с мощами, стоящую справа от алтаря:
- Здесь лежит Меркурий Смоленский.
Слышал о нем?
Я, наконец-то оглянувшись по сторонам
(до того все мое внимание было приковано к Шеину, так что я не
успел даже осмотреться), коротко ответил:
- Нет, воевода.
Михаил Борисович заговорил не сразу –
и мне удалось окинуть беглым взглядом настенные фрески и росписи, а
также убранства весьма небольшого храма… Фрески и иконы по большей
части скрыты от моих глаз полумраком, отступающим лишь перед
мерцающим светом свечей. Но при этом, однако, они приобретают
какую-то особенную, завораживающую красоту, освобождая душу и разом
от сторонних, суетных мыслей… В голове само собой всплыло, что
заложил Успенский собор Смоленска еще Владимир Мономах в самом
начале далекого (даже сейчас!) двенадцатого века.
Небольшой, потому как тогда на Руси редко строили из камня, и
монументальные постройки не поражали размерами – но все же
каменный, так называемый крестово-купольный храм с единственным
куполом, все еще возвышающимся над кремлем… Впрочем, высоты храму
добавляет высокая «Соборная» гора, служащая его основанием.
Как-никак, в средневековье каменные стены собора были последним
рубежом обороны града – и возвели его на Соборной горе с учетом
оборонительного назначения.
Вспомнилось также, что Владимир
Мономах (чья мама была дочерью базилевса Константина Мономаха),
привез в Смоленск икону Богородицы «Одигитрия», греческого письма –
почитаемую как чудотворную, и позже известную как икона Божьей
Матери Смоленская. Поискав глазами сей образ, вскоре я обнаружил
его у Царских врат – и почувствовал, как вдруг быстро и гулко
забилось мое сердце, когда я уткнулся взглядом в потемневшие от
времени лики Богородицы и Иисуса Христа… Эта икона пропадет после
оккупации нацистов в годы Великой Отечественной войны – как и
многие иные святыни. А вот собор – собор погибнет значительно
раньше. Через полтора года текущей осады, во время последнего
польского штурма... И когда ляхи, литовцы и черкасы, ворвавшись в
храм, сметут последних русских защитников, и начнут в бесовской
ярости рубить укрывшихся в соборе женщин и детей, некто Андрей
Беляницын подорвет запасы пороха, хранившиеся под Соборной горой.
Этим он в одночасье оборвет страдания обреченных жертв – а заодно
погубит и всех их палачей…