Над кроватью висели сложные конструкции из перьев, бусин,
палочек и ниток, они покачивались от легкого сквозняка,
дотрагиваясь до лица. Арон тащил в свою комнату всякий хлам:
обкатанные морской водой камешки, ракушки, кривые коряги, перья,
какие-то металлические скобы, поломанные ключи... Из всего этого он
постоянно сооружал «магические» приспособления. Лирри ворчала, что
в комнате Арона невозможно прибраться, потому что все углы завалены
чем попало, и иногда Тильде приходилось брать – и выкидывать в
мусорную кучу всю эту никому ненужную рухлядь.
Арон потом не разговаривал с ней – иногда целое пятидневье…
Усталость давила на плечи, отдавалась тупой болью в затылке. Но
Тильда взяла свечу и подошла к столу, за которым Арон делал уроки.
Там лежала раскрытая тетрадь, и Тильда стала вчитываться в неровные
буквы и цифры, написанные карандашом. Это был домашний урок, и Арон
справился с ним кое-как, записи пестрели ужасающими
ошибками.
Горький ком подступил к горлу.
Она могла бы взять и решить эти примеры за сына – исправить
неправильные ответы, ведь для нее это так легко! Не то, что для
Арона, у которого никакой склонности к арифметике, которого учителя
никогда не хвалили за прилежание в каких бы то ни было науках,
кроме гимнастических упражнений.
Несколько мгновений Тильда колебалась. Потом закрыла тетрадь и
положила ее обратно. Так она сделает только хуже – если решит
задания за сына. Как бы она ни хотела помочь ему – не сейчас и не
таким образом.
— Спи, — прошептала она неслышно. И некоторое время стояла,
прислушиваясь к стуку дождя за окнами, к тому, как скребут по
стеклам ветви кленов.
Нужно было возвращаться к делам: к конторским книгам и
сметам.
Она наскоро смыла с себя грязь и пыль, переоделась в домашнее
платье и спустилась к позднему – слишком позднему ужину.
Сидела в темной столовой за огромным, до блеска отполированным
столом на двенадцать персон. В его поверхности отражались блики
свечей, дробились в оконных стеклах, мерцали на бронзе старинных
кубков.
Из темноты выступали массивные, богато украшенные – но пустые
буфеты. Ни яркого блеска серебра, ни мягкого сияния
фарфора.
Эрин принес теплые лепешки с сыром, фаршем и специями – такие,
как готовят на юге, в ее родных местах. Тильда только сейчас
поняла, что зверски голодна: с утра даже поесть времени не было. А
аппетитные лепешки — тонкие, хрустящие, пахли так вкусно, что рука
сама собой потянулась к ним. Это была память о Файоссе, о его
пряных острых кушаньях, которые подают в саду, в увитых виноградом
беседках. Один такой семейный ужин она помнила отчетливо и ясно,
как будто это было вчера…