Маленький сгорбленный человек не
шевелился. «Очередной безумец?» – подумал монах.
– Эй! – крикнул он. Человек не
отозвался. – С тобой всё в порядке?
«Глупый вопрос. Хотя, может это
таинник с укротителем?»
– Ты слышишь меня? – еще раз
окликнул его монах, осторожно подходя и стараясь не смотреть на
буйство мертвой плоти. Вздрагивая каждый раз, когда ботинок
наступал в лужу крови.
Это был юноша, лет двадцати, может,
даже моложе, в простой рясе аколита. Юноша стоял, закрыв глаза и
сложив руки на груди. Молился? У ног его – обнаженная женщина.
Спина женщины расцарапана. На ногах синяки и кровоподтеки. Как
будто ее кто-то насиловал. Шея свёрнута под неестественным
углом.
Мария. Блудница и кровопийца
подохла, прежде обрушив на мир невиданное доселе бедствие. Монах в
очередной раз вытер пот с лица. Дышалось все тяжелее. Надо скорее
уйти отсюда. Покинуть этот ад.
За алтарем – открытая шахта. Дыра в
полу. Массивные стальные створки, изрезанные рунами и письменами,
откинуты. Круглый колодец, по краям которого вилась узкая, стертая
за века лестница, пугал бездонностью. Закружилась голова и монах
торопливо отпрянул.
«Столетиями мы жили на вулкане,
который мог начать извергаться в любую минуту».
– Скажи что-нибудь, или я уйду. –
Слова монаха разнеслись по гигантскому залу зловещим эхом.
Парень встрепенулся, открыл глаза и
посмотрел на него.
– Идем. – Монах протянул руку. – Как
тебя зовут? Кто ты? Ты понимаешь меня?
Парень, видимо, был не в себе. Еще
одно проявление скверны? В его глазах не читалось ни проблеска
мысли.
– Поторопимся. Иначе и мы сойдем с
ума.
Юноша некоторое время тупо глядел на
Марию. Затем свесил голову и покорно побрел за монахом.
Монах набрал в торбу, найденную тут
же, на кухне, первую попавшуюся снедь: хлеб, сыр, сухую колбасу.
Подумав, положил также бутыль с вином. «Авось в чужих краях
доведется опробовать, без опаски выкинуть что-нибудь
противоестественное...» Нашел на кухне мешочек для специй, положил
туда укротитель и повесил на шею. Подпоясался потуже.
Поражало безлюдье. Мусор, обрывки
бумаг, различная утварь, сено, распоротые мешки с зерном – весь
двор захламлен. Несколько зарубленных монахов, следы крови.
Очевидно, что все, кто сохранил остатки ума, бежали. Как долго он
лежал без сознания? Видимо, полдень давно миновал. Монах то и дело
отворачивался, привычно замыкаясь. Он часто так делал, не желая
замечать очевидное: всё, абсолютно всё шло к этому концу. Арут –
величественный храм, ставший точкой отсчета цивилизации людей,
неуклонно деградировал.