Но сейчас предаться спасительной
мистической тоске, нырнув в собственный мирок, сплетенный из сотен
и сотен прочитанных книг, не получалось. Сейчас монах сам себя
сравнивал с рыбой, выброшенной на берег, и переполненный скверной
воздух лишний раз подтверждал это.
Небо затянулось свинцовыми тучами.
Сухой ветер, чуждый краю лесов, полян и рек, вскоре начал обжигать.
Дышалось откровенно трудно.
– Ну что, друг по несчастью? –
сказал он как можно веселей, но вышло, кажется, плохо. – Пора
покинуть сию юдоль скорби.
Монаха заинтересовали глаза юноши. В
них иногда проблескивало какое-то подобие сознания. Монаху
казалось, что юноша хотел что-то сказать, но либо не решался, либо
просто не мог.
– Как мог ты так… сохраниться? –
задумчиво потеребив бороду, пробормотал монах. – Ведь при тебе нет
укротителя, да и не похож ты… на таинника.. И на книжника тоже. Не
тот возраст. Кто ты?
Они вышли из распахнутых ворот.
Плотно накатанная дорога, петляя, уходила вверх и терялась в
поросших густым лиственным лесом холмах.
Тишина. Не поют птицы, неслышно даже
жужжание насекомых. Деревья – и это летом! – сбрасывали листву.
Листва кружилась, подхватываемая мертвым ветром.
Пыль и тлен, провались они в землю.
Не просто занудное философствование, но с этих пор правда
жизни.
– Что же с тобой произошло? –
продолжал размышлять монах, поглядывая на спутника, покорно
бредущего следом. – Кто же ты?
Монах шел, как обычно, ссутулясь,
мерно припечатывая дорожную пыль посохом, которым разжился в
привратницкой. Там лежал с перерезанным горлом тот самый старик
Богохульник. Медвян. Монах прикрыл глаза Медвяну и прочел молитву,
то и дело прикасаясь к мешочку с укротителем и пытаясь понять, кто
убил мятежного старца. Богохульник предсказывал всемирное бедствие,
и когда оно произошло, кто-то из злости – ребяческой злости, если
честно, – прикончил, в общем-то, безобидного деда, если не считать
жалящего языка.
Монах взглянул на спутника и
задумался, почему он взял его с собой? Он давно слыл отшельником –
тесная и убогая келья была его домом. Но оказывается, когда рушится
мир, одиночество тяготит. Истина, часто встречавшаяся в книгах, но
столь же часто им отвергаемая.
«…ибо создатель есть пастырь,
пасущий стадо… – вспомнил он слова из Священного Писания. –
Оказывается, так и есть? Мы все лишь животные...»