— Как мы могли забыть о Вас, —
рассмеялся лорд, и стоило старушке отойти добавил шёпотом сыну: —
когда она писала чуть ли не каждую неделю, уточняя время следующего
«салона».
— Джонатан, мой мальчик, наслышана о
твоих успехах! Достойная смена лорду Карнагану, разве что всё ещё
не хватает той же страсти.
Безукоризненно-учтивая улыбка,
застывшая на губах Джонатана, угасла под взглядом агатовых
цыганских глаз. Сейчас этот взгляд был приветлив, а всё равно
вызывал в нём смутный первобытный страх. Мадам Анабель, известная в
узких кругах Европы медиум и спиритуалист, с которой отец свёл
знакомство давно, ещё в одну из своих поездок в Каир, была
постоянной гостьей в доме Карнаганов.
— Иногда такого рода страсть
расцветает позже. Как хорошему вину, ей необходима проверка
временем, — рассмеялся отец и похлопал сына по плечу.
Нынче высокие собрания не обходились
без медиумов и прочих глубокоуважаемых шарлатанов, способных
объявить тебя кем угодно, от царевны до величайшего полководца
древности, были бы деньги.
Было в этой, с позволения сказать,
даме что-то тёмное, пугающее, особенно когда она смотрела
исподлобья, из-под своей яркой чалмы, прямо в душу. Задумчиво
покусывая неизменный длинный мундштук, она изрекала что-то
чрезвычайно значимое глубоким грудным голосом. И казалось, что этот
голос и правда способен звучать откуда-то из-за грани, подчиняясь
духам древних мертвецов. Или не очень древних... ведь впервые
оказавшись в поместье Стоун Крик, мадам Анабель точно назвала даты
жизни, смерти и обстоятельства трагической гибели юных Лили и Роуз,
чьи портреты висели над лестницей.
Глупости, конечно. Скорее всего, отец
рассказал, или навела справки. Уж что-что, а наводить справки
шарлатаны умели мастерски — тем и жили. Правда, некоторые вещи не
мог объяснить даже такой скептик как Джонатан.
Мадам Анабель раскладывала потёртую
колоду Таро — большие, с ладонь, карты с египетской символикой — и
умело предсказывала наиболее выгодные соглашения и удачные
экспедиции, или, напротив, предупреждала об опасностях. Сбывалось,
как говорили, всё. Джонатан и сам видел, но думать об этом старался
поменьше — хватало с него мистики на этих званых ужинах, где он и
рад был бы не появляться, да не мог, если рассчитывал унаследовать
большое состояние отца. А отец всем сердцем надеялся, что страсть к
древности в сыне всё-таки расцветёт, потому пропускать «званые
вечера» не получалось ни под каким благовидным предлогом.