***
Тот,
кто неслышно крался по Тяпенкам, носил имя Шатай. В темноте он видел зорко, но
и любой слепец заметил бы, как волновались встречавшие их женщины. Матка к
воротам и вовсе не вышла. Неужто нашла что-то важнее, чем вождь? Или кого-то?
Шатай
и без приказа отправился бы в дозор, но вождь не дал воли и тут. Тихий и
ловкий, как лесной кот, шлях крался меж приземистыми избами. В каких-то окнах
горели лучины, в иных свет потушили, но он всё одно чуял тяжёлый запах тревоги.
Степняков всегда здесь побаивались, но на сей раз было что-то ещё…
Наперво
проверив, чтоб не притаилась засада, Шатай направился ко двору Матки. Чем
занята? Окна золотились в темноте и в её избе, стало быть, дома осталась. Шатай
легко перемахнул через забор и спрыгнул наземь – мягкая кожаная обувки ни звука
не издала. Сторожевой пёс фыркнул под крыльцом, но шлях не замедлился: всем
известно, от таких, как он, только зверьём пахнет, не человеком. Так что огород
он пересёк мигом, а там ухватился за наличник, подтянулся и глянул в окно.
Тогда-то Шатай растерял
всё проворство. Не вцепись в дерево до побелевших пальцев, точно упал бы.
Потому что в кухне, повернувшись спиною к окну, стояла нагая девка. Волосы её,
что трава золотая, спускались до самых бёдер, по молочной коже катились капли
воды – девка обмывалась. Вот нагнулась, смочила тряпицу в ведре, провела ею по покатому
плечу… У шляха язык отнялся, как дышать забыл.
Так
уж повелели боги, что шляховские земли не родили не только урожай. Не родили
они и женщин. Редко когда Рожаница благословляла чьё-то чрево дочерью. Как в
насмешку, в чужой стороне шляховские жёны становились плодовиты, а в родной
ровно нутро запирали. Оттого женщины в их племенах могли взять по два, три, а
то и по четыре мужа. И всякий, кого избрали, за великую честь почитал хоть
ступни супруге омыть. Если же женщина дозволяла мужу узреть свою наготу, то тот
и вовсе рассудок мог потерять от счастья.
Шатай
знатным мужем не был и мало что мог предложить супруге. Своего имущества у него
вовсе не имелось, всё вождём пожалованное. Вышло так оттого, что полтора
десятка холодных ветров тому назад измученного голодом и жаждой мальца племя
нашло в степи. Встреться им девочка, не сомневались бы, сразу дали приют. Над
пацаном же судили ещё несколько дней: к чему лишний рот? Вдобавок найдёныш был
тощим и высоким, что жердь, стало быть, больным, не иначе. Здоровому дитю должно
быть кругленьким и черноволосым, этот же тонконогий, что жеребёнок, да к тому ж
сероглазый и с соломенной головой. Хотели уже оставить Несущей Тень в дар, но
что-то в груди у вождя дрогнуло, велел принять да выкормить. Вот и стал Шатай
жить в племени Иссохшего Дуба. Опосля порадовались, конечно, когда неуклюжий
мальчонка вырос в лазутчика, каких поискать. Но до того немало горя Шатай
хлебнул, немало обид на соплеменников затаил.