Словом,
уж о жене найдёныш и мечтать не смел, ибо предложить ему ей было нечего. А тут
такая красота…
Шатай
ажно челюсть уронил и не заметил, как скрипнули ставни. Девица обернулась.
Слыхал
Шатай, что срединные женщины не привыкли доверять мужам. Оно и понятно, ведь
безбожные дикари, случалось, принуждали жён возлечь с ними, а иной раз и вовсе
силой брали. Шатаю о таком и думать противно было, но жил он на свете не первый
год, так что не подивился бы, начни девка визжать. Но девка не проронила ни
звука. Зато размахнулась и швырнула в лицо лазутчику мокрую тряпицу. Та звонко
шлёпнула, будто ладонью по щеке залепили, Шатай не удержался и вывалился спиною
назад, да ещё и предплечье о гвоздь разодрал. Вот тебе и кот лесной!
Девка
напугалась мало не до смерти. Метнулась к окошку, перегнулась поглядеть, не
убила ли. Хитрый шлях смекнул, к чему идёт и, хоть самого так и тянуло
расхохотаться, скорчился, баюкая исцарапанную руку: дух испускаю!
-
Господине!
Голосок
у девицы был нежный, будто на ухо ласковое слово шепнули, и Шатай горестно
застонал:
-
Бо-о-о-ольно!
Доверчивая
девица и не помыслила, что над нею шутят. Накинула на мокрое тело просторную
рубаху, выскочила во двор, потянулась к Шатаю… Тот зажмурился от удовольствия,
ожидая, пока коснутся его ласковые пальцы. Но девица отдёрнула руки.
-
Пойдём, господине! Не серчай, позволь помочь.
Шатай
серчать и не думал, но игра оказалась ему по нраву.
-
Встать помоги, ноги что-то отнэлись… Никак хрэбет поврэдил.
Девица,
напротив, отшагнула назад.
-
Не могу, господине. Нельзя мне тебя касаться. Кликну помощь.
-
Нэ надо помощь. Вродэ полэгчало, - тут же излечился Шатай. – А рука кровит…
Не
хочет девица его касаться, так и не надо. Мало ли, какой обет богам дала? А
может обещалась кому. Шатай упорствовать не стал, но и уходить не спешил. Рубаха
льнула к мокрому телу, очерчивая каждый изгиб, и какое-то животное нутро
подсказывало шляху, как хорошо было бы превратиться в эту самую рубаху. Да оно
и просто поглядеть уже счастье. Потому он, хитро щурясь, вошёл в избу и стал следить,
как девица мечется по комнате.
-
Мэня Шатаем звать, - сказал он, усевшись на скамью и вытянув ноги.
-
А меня Крапивой, - ответила девка. – Не гневайся, что обидела. Напугалась…
Напугалась,
ишь! Это мужам надобно шляхов бояться, а женщину, Рожаницицу дщерь, их племя ни
за что не обидит. Шатай скорее бы руку себе откусил… Но сказал иное.