Девушки молчали, лишь переглядывались, шахзаде Мурад шумно вздыхал,
пытаясь сесть удобнее и при этом еще и не задеть Мустафу, которому
это показалось безумно неприятным. Не то, что шахзаде ерзал на
месте, а то, что султан, пытаясь быть гостеприимным, тем самым
позабыв о сыне и его болезни, которая преследовала его с рождения.
Он хотел быть таким же, как все, но никто не воспринимал его, как
шахзаде... возможно, он был обузой, но на тот момент он был
единственным сыном султана Османа. Переведя взгляд на Мурада,
Мустафа выдохнул, обращаясь к султану Осману:
— Повелитель, я не посмел бы ослушаться вас или дать вам усомниться
в том, что целиком и полностью поддерживаю ваше мнение, но... могу
ли я покинуть место, данное мне? Я хотел бы уступить шахзаде
Мураду? Кажется, ему не совсем... удобно. А я не хотел бы помешать
кому-либо своим присутствием.
Султан шумно выдохнул, хмуро глядя на сына. Ему явно не понравилось
то, что Мустафа решил покинуть место, выбранное самим падишахом.
Его взгляд метался от гостя к сыну, который не знал куда себя деть
от стыда. Сам того не желая, Мустафа в который раз напомнил шахзаде
о его болезни. Все молчали. Ситуация выходила из-под контроля, как
вдруг Мейлишах-султан поднялась, обошла всех, подходя к Мураду и,
улыбаясь, произнесла:
— Ваш гость прав, Повелитель! Мураду нужно удобное место, он ведь
сам ни за что не скажет, будет терпеть, а потом Айка-султан будет
ночами не спать... Вставай, брат, я помогу.
Мустафа поднялся, помогая шахзаде подняться, в то время, как
Мейлишах во все глаза старалась рассмотреть гостя. Красив. Высок.
Но разве можно было уловить что-то за пару беглых взглядов? Мурад
был смущен, но благодарен сестре и гостю, несмотря на то, что он
смутил шахзаде, все же он обеспокоился за него.
Двери распахнулись и в покои вошли жены султана Османа. Обе
красивы, благородны. Айка-султан изменилась... из капризной
девчонки она превратилась в госпожу, которой Мустафа не смог не
поклониться. Она приняла это с благородством, чуть склонив голову и
прошла к месту, которое предназначалось, но казалось, что теперь
было занято ее место. Нурбахар-султан широко улыбнулась,
приветствуя Мустафу, а после села рядом с младшей дочерью, потесняя
среднюю. Округлый живот делал ее неуклюжей, но, кажется, счастливой
или же уставшей. Все были в сборе. Султан потянулся к лепешкам,
которые лежали целой горой на тарелке. Он благодарил Всевышнего за
стол, который был дан падишаху, потом отрывал по куску и протягивал
всем, кто был за столом.