Шли молча. Да и о чем говорить?
Все они друг о друге знали. Он – сын кузнеца, она – дочь гончара.
Не самая завидная невеста, чего уж душой кривить. Семья не шибко
богата, скотины немного, зато детей – семеро по лавкам. И она,
Лесана, самая взрослая. Была у нее сестра старшая. Но вот уже
четыре года, как пропала Зорянка. Вечером, в прозрачных осенних
сумерках провожал ее жених до дома. Всего-то надо было дойти от
одного двора до другого. Так оба и сгинули. Искали их наутро,
звали, кричали, надеялись – спасли несчастных деревянные
ладанки-обереги. Но нет. Только собаки беспокоились и
выли...
Вызвал тогда деревенский
староста обережника, чтобы защитил поселение от возвращения двоих
влюбленных. Недешево обошелся охранительный обряд, так недешево,
что не сыграли в тот год ни одной свадьбы – не на что было пиры
пировать, едва дотянули, перебиваясь впроголодь, до нового
урожая.
Лесана до сих пор помнила
колдуна – высокого бледного мужика, облаченного в серую, как
дорожная пыль, одёжу. Он тогда посмотрел на ревущую в три ручья
девочку таким холодным неживым взглядом, что у нее подкосились
ноги. Даже рыдать забыла. Хотя... как не плакать, когда родная
сестрица вместе с женихом обратилась в нежить и в любой миг может
возвратиться на родимый порог – стонать, скрестись под окнами,
смеяться диковатым смехом или со слезами звать родичей, чтобы
выглянули из избы?
Зато после обряда, проведенного
наузником, в деревне стало спокойнее. Теперь обережный круг,
очерченный вдоль тына, берёг от нечисти всё поселение. Даже
впотьмах можно было выйти во двор, а то и дойти до соседней избы.
Конечно, по-прежнему мало кто осмеливался, но все равно было так
спокойнее.
Мирута – из всех храбрецов на
деревне первый – рассказывал Лесане, как на спор ходил ночью аж до
самого колодца! Сердце едва не лопнуло. Но никто парня не тронул,
хотя он клялся потом, будто слышал Зорянкин голос, зовущий из-за
тына. Отец после такого надавал сыну затрещин и целую седмицу не
выпускал из кузни, работой выбивая дурь. Ибо все знали – не спасет
охранное заклятие, если поманит жертву лишающий разума зов
ходящего. Добро, коли висит на шее заговоренный оберег, а коли нет,
выбежишь на волколака или кровососа, станешь добычей.
Да, всякое случалось. Потому
каждый помнил – с наступлением ночи, если хочешь остаться в живых,
из дому – ни шагу. Богат ты или беден, но серебро на защитный обряд
для жилья отыщешь. У кого достаток позволял, те заговаривали целые
подворья. Если же беден был человек, накладывал он заклятье всего
лишь на дом, но дом этот делался укрытием и для скотины (если
имелась таковая), и для людей.