Когда у отца дела шли совсем
плохо, или когда год был неурожайный, в доме Лесаниной семьи
теснились за перегородкой и корова с теленком, и коза, и десяток
кур. Никуда не денешься.
То ли дело семья Мируты! У них
у каждого есть дорогой оберег-ладанка на шее, заговоренный на
защиту от зова ходящих не на год, не на два, а на целых пять вёсен!
И кузня, и дом, и всё подворье их осенено особым
наговором.
А вот у соседей – ложечников с
окраины – денег не водилось, потому, когда померла в их семье
бабка, не на что было пригласить колдуна отшептать покойницу.
Похоронили ее за буевищем, ибо знали – поднимется.
Так и случилось. Встала старая
через два дня и несколько седмиц ходила вокруг подворья,
скрежещущим голосом звала сына. Пришлось тому продать корову, чтобы
утихомирить мать. Но долго еще малые дети в доме бондаря кричали во
сне, всё казалось им – скребётся бабушка в дверь, хочет войти и
загрызть...
Чего только не бывало.
Да.
Думала обо всем этом Лесана,
идя к дому, а рука сама собой тянулась к ладанке, висящей на шее
под исподней рубахой. Ни у кого в ее семье не было такой.
Заговоренной от зова кровососа. Этот оберег подарил Мирута на
праздник Первого льда.
Но вот показались родные
ворота. Девушка остановилась и обернулась к провожатому. Тот нес
огромные ведра без малейшей натуги, а сам глядел счастливыми
глазами на шагающую впереди подругу. Хороша! Русая косища толщиной
в руку спускается из-под платка на спину, щеки на белом лице
полыхают румянцем, но синие глаза под белыми от инея ресницами
смотрят открыто и прямо.
– Давай, – протянула Лесана
руки в меховых рукавичках, собираясь забрать у парня
ведра.
Тот покачал головой и поставил
ношу в сугроб у тропинки.
Девушка залилась краской, но
молодого кузнеца это не смутило, он зажал пригожую спутницу между
забором и опушенным снегом кустом калины и взялся
целовать.
Наконец, задыхающаяся Лесана
вырвалась, подхватила ведра и кинулась прочь.
Мирута засмеялся.
– Скажи отцу, снег сойдет,
сватов пришлю! – весело крикнул он вслед.
А девушка хлопнула тяжелой
створкой ворот и с обратной стороны привалилась к ней, силясь
совладать с дыханием и пряча пылающее от счастья лицо в ладони.
Скорей бы!
* *
*
Долгожданная весна выдалась
унылая, затяжная. Проклятые сугробы никак не таяли! И хотя из
овчинных полушубков уже давно перебрались в шерстяные свитки,
ноздреватый снег ещё лежал плешинами то тут, то там, а дни тянулись
серые, ветряные, пахнущие прелой обнажающейся землей.