– Мира в пути.
– Мира.
Но девушка ещё долго смотрела в
спины уезжающим.
Прижимая к груди Тамировы
гостинцы, Лесана развернулась и едва не ткнулась носом в Донатоса.
Крефф молча протянул руку, отобрал суму, набитую заботливыми
материнскими руками, и сказал:
– Сбрехнёшь, что бабу эту
видела, друг твой ситный до зимы кровью кашлять будет. Всё
поняла?
Девушка судорожно
кивнула.
Она боялась Донатоса. Лютая
жестокость исходила от него, тёмная, страшная. Перед Клесхом Лесана
всего лишь робела, зная его едкий нрав, безжалостность и страсть к
насмешкам. Робела, но не трепетала от ужаса. Ведь её крефф, в
отличие от колдуна, никогда не забавлялся чужим
страхом.
Послушница кинулась прочь.
Испуганная, растерянная, разбитая пережитым расставанием и
страдающая от того, что вынуждена держать от Тамира в тайне (зачем
только?) приезд его матери.
– А, птичка... обратно в клетку
летишь?
Да что же это такое? Караулил
он её что ли?
Фебр отлепился от
стены.
– Чего тебе? – хмуро спросила
девушка.
В груди пекло от горечи,
смешанной со злобой.
Парень подошел ближе и мягко
провел рукой по вороту чёрной рубахи.
– А ты уже не первогодок... – в
этих словах звучало непонятное то ли предвкушение, то ли обещание.
– Испытание-то прошла?
– Какое? – захлопала глазами
послушница.
Не проходила она никаких
испытаний. Просто утром явился Клесх, протянул новое облачение и
всё.
Стоящий напротив парень
усмехнулся:
– Ладно, не говори. Плевать мне
на испытания твои, ну-ка...
Он дернул завязки холщового
воротника.
Лесана вспыхнула и отпрыгнула
от собеседника, как от осиного гнезда.
– Сдурел что ли? – прошипела
она, сжимая кулаки. – Сам говорил – нет тут парней и девок. Чего
ещё удумал?
Фебр
усмехнулся:
– А как парень парню хочу
рубаху сорвать.
Она в ответ недобро
оскалилась:
– Руки поломать не
боишься?
Этот Встрешник только
ухмыльнулся.
Он был старше. Сильнее. Но в
росте они почти сравнялись, однако Лесана забыла обо всём – о его
превосходстве над собой, о том, что он дерется гораздо лучше, чем
она. Ничего у неё не осталось, кроме девичьей гордости – косу
отмахнули, нарядили в порты, гоняют, как лошадь в бороне, но лапать
себя и с грязью смешивать... «Не дам!»
И такая кипучая злоба поднялась
в душе, что девушка удивилась. Злиться оказалось легко и...
приятно. По телу побежали быстрые токи, кровь заволновалась,
рванулась, обжигая жилы.