Отец, отчаявшись, заколол теленка.
Горячей чистой кровью животного кропили захворавшего и дом, прося
Хранителей отвести злой недуг. Но то ли Хранители не услышали
мольбы, то ли теленок показался им слишком тощим... Люб умер. Лицом
он был чёрен, а изувеченная рука смердела так, как не смердят и
трое суток пролежавшие на жаре мертвецы.
Упокаивал брата старый колдун –
вкладывал в искусанные посиневшие уста ясеневый оберег, подвязывал
подбородок тряпицей, творил заклинания. Айлиша смотрела на это и об
одном только думала – умей она лечить, знай, что нужно делать, Люб
не умер бы... А ещё поняла с ужасом, сколько вот таких Любов
хоронят из году в год по другим деревням и весям… Сколькие жёны,
матери, дочери заходятся от горьких слёз. И помочь им некому. Стало
в тот миг девочке горько-горько. Такой гнев разгорелся в груди, что
сама себе удивилась.
Оттого-то теперь в Цитадели она
упрямо училась грамоте, письму и счёту. Оттого вставала затемно
раньше своих друзей и читала старые свитки, царапала
писалом по бересте мудрёные названия
незнакомых трав, которые не могла затвердить с первого раза. Потом
носила эти записки в холщовом мешочке и, едва выдавалась свободной
хоть четверть оборота, перечитывала, шевеля губами.
Всё это не тяготило будущую лекарку.
Учиться было интересно. Иным, чтобы запомнить заговор, несколько
оборотов требовалось, а ей – только раз услышать. И сборы делала
она быстрее прочих, и травы смешивала без подсказок, не ошибаясь,
не путаясь.
За это Майрико выделяла ученицу из
прочих – раньше всех дала Айлише одеяние целителя и вот уже стала
брать с собой на лекарскую делянку, разбитую у подножья башни. Ох,
и отличалась эта делянка от той, что обихаживала старая Орсана! Ни
одного оберега не нашла здесь Айлиша. Ни одна ладанка не
раскачивалась на ветках, отгоняя зло. Даже пчёлы не залетали сюда!
Однако же травы росли на диво густо, а цвели буйно, дурманя терпким
ароматом. Как же так-то?
Наставница на это ответила:
– Всё в свое время узнаешь. Знания
ещё четыре года перенимать, ты покуда и сотой части не
ведаешь.
Послушница в душе только ахнула –
стало быть, наука её вся впереди? И сердце сладко затрепетало от
предвкушения. До глубокой осени будущая целительница пропадала то
на делянке, то в лесу близ Цитадели. Иногда даже казалось, будто
сами травы узнают её, льнут к рукам, ласкаясь. Ни колючий шиповник,
ни злая крапива, ни острый осот не чинили ей боли, не оставляли ни
царапин, ни волдырей, ни порезов.