После этого крефф ушёл, оставив
ученика заходиться кашлем на морозе. На счастье Тамира, пока он
надсадно перхал на весь двор, откуда-то со стороны дровяника
появилась Нурлиса.
Старая шла, переваливаясь на кривых
ногах, тащила с собой порожнее ведро и на чем свет костерила лютую
стужу. Завидев шатающегося под ветром полуголого парня, бабка
напустилась на него, тряся сухим кулаком:
– Совсем вы все тут очумели, оглоеды
клятые! В одних портках по морозу бегать? Ах вы, захребетники
неблагодарные! Как щи хлебать, да мясо жрать – вы тут, как тут, а
как уму-разуму набираться, так нет вас! Уже и голыми по снегу
кататься готовы, лишь бы хворать, а не учиться! У-у-у! А ну пошёл!
Я тебя быстро к Майрико сведу, завтра сызнова будешь за свитками
своими горбиться. Ишь, чего удумал!
И поддавая парню пустым ведром,
сварливая бабка погнала его в башню целителей. Тамир брёл, уныло
слушая брюзжание карги, но в душе был несказанно ей благодарен –
Донатос, конечно, не запрещал ему идти к лекарям, вот только... и
разрешения ведь не давал. А теперь, даже если и взъестся, всегда
можно сказать, что за помощью его отправила Нурлиса.
С вздорной хрычовкой не связывались
даже креффы. Она жила при Цитадели так давно, что стала уже
неотделимой её частью, как брехливый деревенский пес, про которого
никто не знает сколько ему и откуда он взялся.
Нурлиса безраздельно властвовала на
нижнем ярусе крепости, где хранила цитадельное добро и следила за
мыльнями. Но иногда она, как сегодня, выбиралась из своего
подземного царства, чтобы по пути облаять кого-нибудь из первых
встречных. И кем этот встречный окажется, ей дела не
было.
Говаривали, будто однажды самому Нэду
перепало. И ничего, смиренно выслушал и дальше пошёл. Ибо каждый
знал: отмахнуться от вредной старухи нельзя – будет следом идти и
брехать, пока не осипнет. Так что даже креффы старались
отмалчиваться.
Однако ныне бабка появилась как
нельзя к сроку.
Позже Тамир пытался вспомнить, как
брёл к башне целителей, но не смог. Боль, усталость, озноб,
страшное откровение о будущей жизни, сделали своё дело. Всё
перепуталось, смешалось, стало смазанным, смутным. На входе он,
видимо, споткнулся и упал.
Кто-то сильный тащил его вверх по
лестнице, а сзади бубнила старуха, рассказывая этому кому-то какой
он «дурень малахольный, еле ноги переставляет и что же они тут все
над ней выдумали изгаляться, заставляют ходить туда-сюда, как
молодую, лоси сохатые!»