— Тут какое дело, Анна Петровна… планета всё-таки новая. В этом
поясе, как выяснилось, миграции козлов, то есть сатиров раз в
столетие проходят, и они хуже леммингов всё на пути сносят. Они
даже сюда добрались и научный центр со своими дубинками штурмуют.
Шуму от них! А убивать козлов оружием массового поражения нельзя,
неполитично. Отсталые народности, — вьюнош скривился, как от зубной
боли. — Учёные в убежище спустились, отдыхающих эвакуируют.
Нападение на одиночек за сегодня уже пятое и все доступные средства
разосланы по точкам. Вам очень повезло, что товарища кентавра
встретили. С ними у нас договор, народ спокойный и приличный. Если
он вас один раз спас, то, по традициям их, и дальше позаботится.
Отсидитесь у кентавров, а как рассосётся, мы вас вытащим.
Очень хотелось повизжать на вьюношу, запала у меня сейчас
хватало, я б не хуже хвалёных гарпий греческих могла выступить, да
связь тут и прервалась. Подозреваю, что не только по техническим
причинам. Тот, наверное, лицо моё видел. Поставила комп на вызов —
но он засипел, зашипел, и издох окончательно.
Отвалилась от приборной панели. Хотела посидеть подумать, но
вонь в кабине стала невыносимой, дым ел глаза. Перспективы были
безрадостные. Меня только что навялили незнакомому товарищу
кентавру, с тем, чтобы он обо мне позаботился. Сама я в этих местах
о себе точно не позабочусь, как только что показали товарищи козлы.
Это не считая того, что где-то тут ещё Великий Змей ползает. Или
летает. Подавив острое сожаление, что не сиделось мне в отеле,
смущённо повернулась к кентавру. На короткое мгновение показалось,
что забыла его имя, и ужаснулась этому, но тут же вспомнила: Шийян.
Эурон ту Альорра. Имя-то какое красивое. Чистый князь. И теперь до
этого князя надо донести мысль, что пойти мне некуда и не заберут
меня.
Пантомима на эту тему заняла какое-то время. Шийян смотрел с
интересом, почти зачарованно, как я указываю в сторону невидимых
отсюда гор, мемекаю и трясу воображаемой дубинкой, горестно
скрещиваю и заламываю руки, указываю на себя, потом на него и
умоляющее лицо делаю.
— Что? Я не совсем понял, — и лицо у него было такое серьёзное,
такое обеспокоенное — похоже, моим душевным здоровьем, что я
отчаянно начала изображать всё заново.
На эпизоде с мемеканьем кентавр вдруг повёл себя странно:
споткнулся, заприплясывал так, что комья дёрна из-под копыт
полетели, и, закрыв лицо руками, завсхлипывал.