– Ты теперь один
из них, – сказал ему Ном в тот же вечер, когда было принято решение
выступать на зимовку.
Алексею нечего
было ответить. Через четверть часа его просто переселили из
хозяйского фургона в клетку к другим рабам. Впрочем, он настолько
дерьмово себя чувствовал, что ему было плевать на это. После смерти
Орайи стрелок в принципе относился ко всем своим тяготам как-то
отстранённо, словно смотрел на себя со стороны и, пожимая плечами,
повторял “Ну что ж, бывает”. По сравнению с той болью, которую он
испытал в день смерти зеленоглазой, незаживающая рана и рабство
были лишь неприятными и раздражающими, но не достойными особого
внимания недоразумениями.
О том, что двоих
отберут для каких-то ритуальных боёв, разговоры начались сразу
после того, как караван двинулся. Кто-то надеялся на остановку и
торги где-то в пригородах или у крупного скопления ферм, но этого
не произошло. Алексея сразу списали в одного из участников
(покупать его в таком состоянии никто бы не стал), а всё остальное
время гадали, кто же составит ему компанию.
Конечно же,
выбрали его, невзирая на баснословные барыши за его выкуп, на
которые все эти недели рассчитывали работорговцы. Выбор сделал сам
Хаз, предварительно осмотрев рану и пробормотав себе под нос что-то
вроде “зимой всё равно сдохнет”. Компанию ему составил лысоватый
замухрышка, имени которого землянин даже не запомнил. С полчаса
назад его труп протащили мимо помещения, в котором Алексей в числе
прочих ждал очереди.
В ноздри
Представителю второго клана ударил запах грязи, крови и дыма. Куда
более приятные запахи, чем те, которые преследовали его последнюю
неделю. Небольшая клетушка в фургончике, где жило семь мужчин, а
вместо отхожего места была небольшая дыра в полу, в принципе не
могла пахнуть хорошо. А уж если учесть, что в последний раз мыли
там, наверное, пару поколений назад, можно радоваться возможности
чувствовать хоть какие-то запахи. Алексею иногда казалось, будто он
вообще потерял нюх. Но, выходит, нет.
Впрочем, сейчас
это его не слишком обрадовало.
“Продавцы грёз,
борьба за власть над миром… Меня сейчас замутузит до смерти такой
же полудохлый доходяга, как я. Я сдохну, захлебнувшись в грязной
луже под взглядами нескольких десятков работорговцев. Об этом ли я
мечтал, желая изменить свою жизнь? Хрен его знает. Об этом ли ты
думала, Алария, когда тащила меня сюда? Наверняка, нет. Но даже это
будет лучше медленной смерти от сепсиса”.