Хотя и это ложь.
Живое привыкает ко всякому, и вонь – не самое худшее, что может
быть.
Алексей осторожно
повернулся с одного бока на другой. Необходимая процедура (можно
даже сказать – необходимый ритуал) – в одной позе затекало тело.
Как обычно жалобно звякнула цепь, тянущаяся от его правой щиколотки
к стене. Боли почти не было, он хорошо научился поворачиваться так,
чтобы почти не тревожить цепь. Стальная колодка не плотно
обхватывала ногу, и на щиколотке очень быстро образовался синяк,
потом – ссадина, а та уже со временем превратилась в незаживающую
рану. К счастью, не инфицированную, несмотря на всю антисанитарию,
царящую в фургоне. Впрочем, вскоре рана должна покрыться струпом –
Алексей практически её не тревожил последнее время.
Лежать вот так,
вытянувшись во весь рост, было жизненной необходимостью. Во-первых,
сидеть слишком долго тоже невозможно. Во-вторых, печка-буржуйка,
отапливающая фургон, находится в центре, а стены в первые холодные
дни промёрзли насквозь. И это даже без окон. Вот и приходилось
вытягиваться и, кутаясь в дырявое одеяло, лежать, время от времени
переворачиваясь, словно пытаешься сам себя прожарить со всех
сторон.
Впрочем, для
прожарки печь давала достаточно тепла только два раза в день –
утром, за четверть часа до того, как караван двинется в дорогу, и
вечером, через полчаса после того, как движение останавливалось.
Изо дня в день проклятая дверь открывалась, мгновенно выпуская из
фургона все остатки тепла, но давая обитателям сделать хотя бы пару
вдохов свежего воздуха, и в фургон заходил работорговец. Он
приносил с собой два ведра – с едой и водой – и ставил их у входа.
Но кормил не сразу. Поставив еду, работорговец уходил, и хорошо,
если он догадывался хотя бы прикрыть чёртову дверь. Возвращался
через минуту, занося охапку дров. Потом выносил все “санитарные”
вёдра (закрытая дверь – опционально). После проходил по фургону с
вёдрами и черпаком, разливая в миски либо жидкую кашку, либо суп. И
воду – по кружкам. Затем заталкивал все дрова в печь, поджигал их и
уходил. Жители фургона в этот момент буквально молились, чтобы
дрова разгорелись с первого раза, ведь повторный приход истопника
означал в очередной раз открытую дверь.
Будь воля Алексея,
он бы и дверь законопатил к чёртовой матери.