-- Он уточнил
цели?
-- Нет.
-- Почему? Там же был
антис!
-- Это был последний
приказ капитана.
-- В смысле --
последний? Если не ошибаюсь, он выжил?
-- Имейте терпение.
Сейчас вы сами всё увидите.
Бреслау не спешил
вмешиваться: уточнять, размениваться на мелочи. Время задавать
вопросы придёт позже. Информации не хватало для полноценного
анализа, и он впитывал её бездумно, про запас, как растение --
воду. Минус третий этаж Управления. Малый зал для совещаний. В зале
-- полдюжины экспертов с соответствующим уровнем допуска. Экспертов
вызывали в дикой спешке, выдергивали за шиворот из постели,
ресторана, сортира. Конфидент-поле включено. Свет пригашен до
мягкого полумрака, лиц не разглядеть. Люди в креслах похожи на
оплывшие огарки свечей. Едва заметно подрагивает стоп-кадр, вызывая
подспудное раздражение.
Поехали, что ли?
Момент, когда запись
пошла дальше, Бреслау пропустил. Он смотрел на лицо капитана, а оно
оставалось неподвижным. Не лицо -- театральная маска с дырой
разинутого рта. Лишь одинокая капля пота продолжила свой путь по
щеке, оставляя влажную дорожку. Понадобилась пара секунд, чтобы
осознать: вокруг движутся члены экипажа, совершают какие-то
действия. Мигают индикаторы, меняется изображение на обзорниках...
В голосфере погас свет, по центральному посту «Вероники» заметался
тревожный багрянец -- сполохи аварийных алармов. Аналитик,
представлявший запись, подключил вспомогательные сферы, в них
поползли объёмные диаграммы, строки и столбцы данных, картинки с
волновых сканеров. Раздувшись, пупырчатый конгломерат сведений
превратился в гигантский микроорганизм, собравшийся размножаться
почкованием.
Уследить за всем было
решительно невозможно. Позже надо будет пересмотреть записи по
отдельности. Бреслау вновь бросил взгляд на лицо капитана -- и его
пробрал озноб. Экипаж вёл бой, лайнер содрогался в агонии, а на
лице капитана Шпрее, сухаря из сухарей, застыло выражение
благоговейного восторга. Будь капитан верующим, Бреслау решил бы,
что Шпрее узрел лик Бога.
Встряхнись, велел он
себе. Какой Бог? Откуда такие мысли?! Помогая вернуть
самообладание, аналитик отключил звук. Крики паники, обрывки
суматошных докладов -- всё отсекло незримое лезвие. В тишине,
рухнувшей на зал подобно удару молота, аналитик принялся
комментировать происходящее.