Запах, а вернее
сказать, штын здесь стоял одуряющий.
-- Будь здоров,
бро!
М’беки вывернул из-за
голограммы, изображавшей кея Ростема IX в момент коронации. Что
здесь, на Китте, делает царствующая особа Хордада, Тумидус не знал,
но напротив кея приплясывал мелкий, чёрный как вакса живчик с
пленочным фотоаппаратом -- твою ж мать! настоящий раритет! -- и
снимал в обнимку с безропотным Ростемом любого желающего.
Голограмма при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не
голограммой, а пластиковым манекеном, наряженным сообразно моменту.
К слову сказать, сам М’беки, обычно предпочитавший шорты и
цветастые разлетайки, сегодня вырядился щёголем: костюм-тройка,
галстук, подтяжки, шляпа-котелок, тёмные очки. Костюм, правда, был
ярко-малинового цвета, галстук -- сиреневым, оправа очков --
желтой, а подтяжки киттянский антис нацепил поверх жилета, такого
куцего, что из-под него на животе торчал пузырь шёлковой
рубахи.
-- Держи, не
роняй!
В руке Тумидуса возник
бокал, к счастью, чистый и пустой. Пустым бокал оставался недолго
-- М’беки, не зря носивший прозвище Акула, поволок жертву вдоль
торговых рядов. В павильонах, таких узких, что продавцы еле
помещались между двух стен, наливали всем желающим, выкрикивая
наперебой:
-- Огуро!
-- Нсамба!
-- Матанго!
-- Нсафуфуо!
-- Мнази!
-- Пойо!
Военный трибун и
глазом моргнуть не успел, как выпил, а потом выпил ещё. И, кажется,
ещё. От частого употребления пальмовое вино -- пенистая кислятина
-- лучше не становилось, но организм начинал смиряться с насилием,
и блевать тянуло не так сильно. Тумидуса хлопали по плечу,
одобряли, поощряли. Не только Думиса М’беки, но и прочие вудуны
вырядились на фестиваль в стиле «вырви глаз», в отличие от военного
трибуна, одетого в форму помпилианских ВКС. Поначалу Тумидус
чувствовал себя белой (во всех смыслах) вороной, но скоро понял,
что различие в одежде не мешает торжеству дружелюбия. Он даже не
очень разозлился, когда пузатый громила взял поносить его фуражку,
взамен поделившись своей разлапистой панамой.
В конце концов фуражку
вернули, и ладно.
Папа перезвонил, думал
Тумидус. Папа перезвонил, как и обещал. Мы поговорили, и теперь,
клянусь, я готов вытерпеть что угодно. Пусть хоть вином травят,
хоть на куски режут. Лишь бы М’беки объяснил, что у них тут, гори
они огнём, происходит. А М’беки объяснит, трезвый или пьяный, я из
него объяснение клещами вырву...