Надо ли говорить, что я свалил в противоположный от неё угол так
быстро, как только почувствовал поползшие по спине мурашки? Эта
дверь... она пугала. Не так, как обычно делают дешёвые ужастики, а
по-настоящему. Вызывала животный страх, ужас. Липкий и холодный.
Было в этом что-то... неправильное. Противоестественное.
Потустороннее.
— Не лезь, — рядом со мной раздался голос Виктора, но
сколько бы я не крутил головой, а помимо меня в кабинете всё так же
никого не было. — Не стоит лезть к Копью, — продолжил он
строго отчитывать, словно маленького ребёнка, собирающегося
воткнуть пальцы в розетку.
— Копью?
— Копью, — в его голосе явно читалась фраза «я всё
сказал», после чего ощущение «присутствия» вновь пропало. Я остался
один. Петь в этот раз не было никакого желания, поскольку скуку
смело только так. Вот только понимая, что вопросов становится лишь
больше, а Виктор не очень спешит давать на них ответы, я, как
только немного пришёл в себя, решил повнимательнее исследовать
кабинет.
Забавно, но Франкенштейн оказался прав на сто процентов. Я в его
голове. Вопрос, о том, как это вообще возможно пока решил отложить
на время, как и тот, каким образом я смог понять, что все эти
книги, записи — всё это были воспоминания Виктора. Целая жизнь
человека... Какие-то книги поддавались, позволяя заглянуть на
первые две-три страницы, а какие-то так и оставались, будто
выточенные из камня. На столе же лежала «память» в виде тетрадей, о
последних нескольких неделях из жизни Франкенштейна. К слову, с
чтением их не было вообще никаких проблем, кроме одной. Той, где я
медленно охреневал от информации в них.
Итак... Во-первых, сейчас на дворе стоял две тысячи третий год.
Во-вторых, я действительно оказался в «теле» Виктора Франкенштейна.
Того самого Виктора «создателя монстра из мертвых тел»
Франкенштейна. Ну, почти... Начать с тоит с того факта, что этому
Франкенштейну, если мои подсчёты верны, недавно стукнуло двести
тридцать два годика, четверть из которых он был обычным человеком,
а потом... Ладно, об этом позже. В «заметках» мой глаз постоянно
цеплялся за знакомые имена, словно пробуждающие нечто неуловимое на
грани сознания, но неумолимо ускользающее. Вот только самым
поражающим меня фактом были даже не смутно знакомые имена, а, то,
что все они принадлежали, барабанная дробь, вампирам. Вампирам,
блять!