Через пять минут вернулся он с хмурым усатым капитаном лет
тридцати.
— Простите, Екатерина Ивановна, — сказал тот суховато, — не
положено.
Тогда Серая завела все ту же шарманку, стала плакать, жалиться,
вспоминать капитанскую матушку:
— Разве хотел бы ты, милок, для своей матери такого горя, ежели
тебя, куда на произвол судьбы забрали бы?
Капитан вздохнул, возвел глаза к желтоватому от мушиных зазедов
потолку.
— Хорошо. Только недолго. И в мое пресутствие.
— Спасибо! Спасибо миленький!
Екатерину Ивановну провели дальше, в конец коридора. Там,
капитан отомкнул большую железную дверь. Вместе они прошли
внутрь.
— К Серому гости, — бросил капитан дежурному, сидящему за партой
в своем закутке.
Екатерине Ивановне сделалось не очень хорошо при виде мрачного
тесного коридора камеры. Было тут темновато: лампочки тусклые, а
через узкие, как бойницы, окошки, едва-едва пробивался солнечный
свет.
— Матвеюшка! — Закричала Екатрина Ивановна, когда они подошли к
решетке от потолка до пола, что отделяла камеру от основного
коридора.
Матвей сидел на нарах в самом углу. Сжавшился в комок. Когда он
глянул на Екатерину Ивановну, у нее аж дыхание сперло. И без того
худощавый Матвей, казалось, исхудал за эти дни еще сильнее. Его
щеки ввалились, а пыльная одежда, в которой его валяли по двору,
ведя в уазик, как-то слишком свободно болталась на его теле.
Но сильнее всего напугало Серую лицо сына: припухшее после удара
прикладом, было оно каким-то злым. Большие ссадины на челюсти,
скуле и лбу почернели, стянувшись в грубые струпья.
— Ма, — низко, по-телковски промычал Матвей и полез с нар. Пошел
к решетке.
Екатерина Ивановна тоже, хотела было прильнуть к прутьям,
подержать сына за руки, обнять, на сколько хватит сил, но капитан
не разрешил ей, придержал:
— Не положено.
— Ты чего тут, ма? — Спросил Матвей, глядя на нее покрасневшими
глазами.
— К тебе пришла, — сказала она сквозь слезы, — повидаться. Как
ты тут, золотце? Кормють тебя хоть?
— Хорошо, — медленно отошел от решетки Матвей, сел на нары, —
кормють, мама.
— Может, тебе чего принесть?
— Не положено, — снова прервал ее милиционер.
— Да не, ничего не надо, — сказал Матвей понуро, не обращая
внимания на капитана, — как ты? Как Катька? Не обижають ее?
— Да я хорошо, — сказала Екатерина и высморкалась в свой серый
платочек, — а Катю уже выписали. Домой она поехала.