— Врут те, кто говорит, что империя несет на Балканы только
войну, — величаво говорил император, — напротив, лишь после того,
как мы ушли отсюда, этот благословенный край погряз в кровавых
распрях. Напомни, сколько лет ушло у тебя Первослав, чтобы сербы
подчинились тебе, не тратя на раздоры те силы, что нужны для отпора
общему врагу?
— Одиннадцать лет, — неохотно сказал сербский князь.
— Плохое, негодное число, — заметил Константин, — и лишь на
двенадцатый год, когда почтенный Теодор прислал тебе помощь, ты
смог покорить мятежников. Двенадцать лет, по числу апостолов — это
ли не добрый знак, что пора уже святому кресту вновь воссиять над
Балканами? Все мы — сербы, болгары, ромеи, влахи, — сможем жить в
мире, свободном от вторжений языческих полчищ, лишь когда уразумеем
одну великую истину — как есть один бог на небе, так должен царить
и один басилевс на земле.
— А кто же тогда мы? — спросил Первослав, — все мы — князья,
жупаны, ханы? Или мы не есть владыки своих земель?
— Вашего права никто не отбирает, — покачал головой Константин,
— и у бога есть помощники и наперники, кто помогает ему
обустраивать Вселенную. Вот ты, Первослав, в крещении зовешься
Михаил — также как и мой сын. А ведь это имя величайшего их
архангелов, меча и силы божьей, что сбросил с небес восставшего
Сатану, из-за своей измены утратившего ангельское достоинство. И
точно так и ты и Омуртаг, что, я надеюсь, еще примет святое
крещение, — вместе со мной поразите Сатане подобного Эрнака, с его
женой-ведьмой. И тогда наступит мир к югу от Дуная и во всей
империи.
— Вы заговорили о цесаревиче, — напомнил Афанасий, — я слышал,
что он тоже хотел отправиться в этот поход.
— Хотел, — усмехнулся Константин, — мальчишка похож на меня в
молодости, тоже бредит походами и славой. Но его мать настояла, что
наследник престола должен оставаться в Городе, коль уж сам
император отправился в поход во главе собственной тагмы и двух
фемных армий. Ничего, на годы парня еще хватит войн и походов:
арабы все еще мечтают вернуть Киликию, неспокойно сейчас и в
Хазарии, да и в землях франков творится что-то непонятное. Но даст
Бог — и Михаил еще увидит, как и Сицилия и Антиохия, а может и сам
Иерусалим вернутся в империю.
— Так и будет, мой государь, — льстиво сказал Афанасий, но,
когда виночерпий потянулся наполнить его кубок, протестующе помотал
головой, — нет, с меня хватит, пожалуй.