– И это.. Давай после своего зверинца поезжайте в Бобрино к бабке, – чиркая зажигалкой, выдаёт она. – Чистый воздух, все дела, полезно...
– Чтоб не мешались, – не могу не съязвить я.
– Поговори мне ещё! Совсем от рук отбилась. Ну-ка дневник неси.
– Он уже два года как электронный, – напоминаю ей сквозь зубы.
– Придумали ерунду, – фыркает мать, выпуская изо рта густой, сизый дым. – Что там вообще в этой твоей гимназии богатых ублюдков?
– Ничего, – отвечаю коротко.
– Хать бы делилась с матерью. Мож совет какой нужен.
Совет... Я едва сдерживаюсь от того, чтобы не засмеяться в голос.
– Мы ж как подружки раньше были, – корит она.
– Будто я виновата, что после смерти Миши тебя понесло! – отвечаю резко.
– Ну-ка не смей мне! – вскакивает со стула Катя и подходит к окну. Рыдать сейчас будет.
Дядя Миша был единственным порядочным мужчиной в жизни матери. Рядом с ним Екатерина была совсем другой. Красивой, заботливой, доброй и хозяйственной. В прежней квартире было чисто и уютно, там всегда звучал искристый смех и пахло пирогами. К сожалению, та невероятная Катя умерла вместе с ним. Несчастный случай – и Ульяна, как и я, осталась без отца. Ей тогда два года только-только исполнилось...
Ставлю чайник на плиту, чтобы накормить завтраком сестру.
– С моё проживи, а потом будешь умничать! – злится мать, разглядывая окраину сонной столицы.
– На меня плевать, так хоть бы про Ульяну подумала, – набравшись смелости, говорю я. – Она уже забыла, когда маму трезвой видела.
– Тресну, Лисицына! – угрожает родительница. – Ты как со мной разговариваешь, дрянь?
Началось... Поднимаю руки, давая понять, что не собираюсь слушать её воспитательную беседу.
– А ну, стой! – выбрасывает сигарету прямо в окно, не думая о том, что наша соседка снизу каждую неделю собирает окурки с клумбы.
Она там цветы выращивает. Вряд ли они могут хоть как-то сгладить впечатление об этой неблагополучной пятиэтажке.
– Сядь-ка. Я это... видела тебя с твоим Данькой, – заявляет, хмыкая.
Я непонимающе жму плечом.
– Дружим мы и что...
– Дружит она. Ты чёй-то слепая, что ль? Не видишь как он облизывает тебя взглядом?
– Мам, – морщусь я. – Не надо. Не хочу слушать эти мерзости.
– Нет уж послушай! Если не хочешь потом как я страдать. Нечего якшаться с этими золотыми детками! Не чета ты им, ясно? – напирает на меня, обдавая запахом водки. – Хороша ты у меня, Лялька, не поспоришь хороша... Худая, белокожая, смазливая, губастая. Мужики таких, ой как любят!