- Я... - командир корабля,
капитан-цур-зее Карл Сиверс сидел, не отвечая и не участвуя уже ни
в чём. Спиной он привалился к тумбе машинного телеграфа, и его
бессильно вытянутые вперёд короткие ноги неестественно вывернулись
ступнями наружу. Оскалившись странной, напоминающей улыбку
гримасой, санитар быстрыми, уверенными движениями бинтовал его
голову, и капитан-цур-зее мешал ему, мотая головой.
- Кто здесь ещё цел? Ты,
гардемарин!
Клаус-Рихард с трудом оторвался
от созерцания разодранной плоти, принадлежащей чему-то, что пять
минут назад было живым человеком, и непонимающе посмотрел на
позвавшего его офицера.
- Ты цел?
- Кажется...
Молодой голос донёсся до
гардемарина Аугсбурга как бы со стороны, и у него заняло ещё
несколько секунд осознать, что он принадлежит ему самому.
- Очнись! Слушай приказ!
Дальвиг на мгновение подавился
воздухом, потому что вновь рявкнули пушки противоминной батареи, -
и нелепо взмахнул в воздухе рукой, как бы разгоняя звук.
- Я принимаю на себя командование
кораблём. Приказываю...
Приподнявшийся было Клаус-Рихард
повалился снова: оказалось, что по какой-то причине ноги
отказывались его держать. Проигравшие двенадцать лет назад сражение
в Желтом море русские преподали всем остальным хороший урок: боевые
рубки стали одной из наиболее сильно бронированных точек
современного линейного корабля. Но главный калибр британских
линкоров, с которыми они сражались, составлял 343 миллиметра, - и
попадание в рубку, пусть почти по нормали, оказалось «значимым».
Обычный термин, - и такой бесполезный, когда речь заходит о
валяющихся вокруг телах, какие-то минуты назад бывших надменными
старшими офицерами. И гардемаринами... Броня осталась не пробитой,
внутрь проник всего какой-то десяток осколков, - но и этого хватило
слишком на многое.
- Ты слышишь?..
Яростно ощерившийся
фрегаттен-капитан отвернулся от оглушенного гардемарина и уткнулся
вытянутым пальцем в какого-то из живых матросов. Тот был бледен,
правая рука висела плетью, но на осунувшемся лице жили яркие синие
глаза. Снова поднявший голову Клаус-Рихард его не узнал, - как
переставал узнавать и самого Дальвига, - самовлюблённого и неумного
офицера, во властном голосе которого теперь не было ничего, кроме
оружейной стали.
- Ты, бегом к турбинам! Мы
вываливаемся из строя, пусть дадут обороты! На 3 узла меньше - и
при такой погоде я не удержу корабль на курсе! Гардемарин! - он
снова обернулся к Клаусу-Рихарду, - Ты сможешь? Больше никого нет
всё равно! Быстро в кормовую рубку! Передай, что я принял
командование. Если там целы переговорные трубы и телефон,
пусть...