Лейтенант окончил чтение
телеграммы. Несколько секунд все молчали, потом командир линкора
подал пример, громко хмыкнув, и вскоре хмыкали уже все: будто долго
только и ждали этого момента.
- Возведут в дворянство и собачку
Франца тоже? - предположил Дальвиг, одной из слабостей которого
была зависть к титулам. На шутку не обратили внимания, и он
замолчал - то ли обиженный, то ли неожиданно поумневший.
- Один лёгкий крейсер... -
протянул кто-то из офицеров с такой сложной интонацией, будто
испытывал одновременно и иронию, и недоверие, и на всякий случай -
настороженное уважение к субъекту разговора. Передать это у него
получилось просто здорово. - Один... эсминец. И без повреждений,
кроме как от ветра и волн...
Все, как по команде, повернулись
в сторону моря - пытаясь в который раз за последние десятки минут
оценить происходящие в погоде изменения. К этому моменту погодные
условия действительно вынудили фон Ингеноля пройти значительно
дальше, чем он планировал (или, как говорили некоторые
недоброжелатели адмирала, «чем было ему дозволено»). Из-за всё
усиливающейся качки флотилии эсминцев не только отстали, но и
оказались разбросанными на довольно значительной площади, а
учитывая несовершенство телеграфной связи, это в немалой степени
означало потерю управления. Кроме того, прямо пропорционально
снизилась и эффективность лёгких сил как разведчиков. В результате
то немаловажное обстоятельство, что лишь несколькими часами ранее
закончилась скоротечная стычка с лёгкими силами противника,
заставляло почти каждого как минимум нервничать.
Сам Клаус-Рихард не сомневался,
что отворот фон Ингеноля на восток от неведомой опасности был
вполне оправдан, - но как ни странно, в то же самое время он
испытал нечто вроде разочарования. Драки, похоже, всё-таки не
будет. По крайней мере для них, для линейных кораблей, - потому что
эскадра Хиппера все же чего-то добилась. Даже если разделить
заявленные успехи надвое (как только что достаточно явственным
голосом предложили сзади), то теперь фон Хиппер наверняка
согласится принять Железный Крест, который до сих пор
демонстративно отказывался надевать. По его словам, он дожидался
момента пока не совершит «что-нибудь действительно стóящее».
Интересно, что он скажет теперь?..
Стоя за спиной бездельничающего
подвахтенного штурмана, Клаус-Рихард Аугсбург переводил взгляд с
одного офицера на другого, потом на море, за покрытые растираемыми
ветром мокрыми пятнами стёкла, - и снова назад. В очередной раз он
с восхищением признался себе, что на мостике «Кайзерин» было
потрясающе интересно. Фактически, при всей своей усталости и всё
более остром чувстве голода, гложущем гардемарина изнутри, он
совершенно отчётливо осознавал, что так интересно ему не было
достаточно давно. Из сравнимых по интенсивности переживаний
эпизодов своей жизни он, пожалуй, мог припомнить два: церемонию
вручения самим кайзером Императорского приза за артиллерийскую
стрельбу броненосному крейсеру «Гнейзенау» на морском параде в
Киле, - и тот момент, когда он впервые целиком лицезрел бюст дочки
старшего городского аптекаря. По аптекарской дочке он безнадёжно
вздыхал вплоть до того самого момента, пока впервые не показался
дома в военной форме. Только последнее оказалось решающим - гордая
соседка не устояла. Теперь вот по ощущениям было похоже...