В ложе мы обнялись и по московской традиции расцеловались со
Щукиным, после чего он вкратце рассказал кто есть кто, показывая на
ложи и партер. Некоторых я знал по работе, например, архитектора
Федора Шехтеля или профессора Карла Мазинга, некоторых увидел в
первый раз, самым же интересным, конечно, был “умнейший из купцов”,
глава знаменитого морозовского клана Савва Тимофеевич — небольшой,
коренастый, плотно скроенный, подвижный, с хитрыми монгольскими
глазами. Он оглядел меня и Щукина из ложи напротив, быстро
перескакивая взглядом с одного на другого и вдруг с неожиданной
непосредственностью слегка поклонился мне, я с улыбкой ответил тем
же.
Собственно спектакль произвел на меня вполне приятное впечатление
(да, да, я знаю, что мои современники-театралы отдали бы душу,
чтобы посмотреть на стартап Станиславского, но я технарь-сухарь).
Не было, слава богу, заламывания рук, завываний и прочего нелепого
пафоса, на который я успел наглядеться в прежние походы в театр с
Варварой. Но больше всего мне запала в душу новизна декораций —
казалось, даже в нашей ложе можно было унюхать запах свежей
краски.
После закрытия занавеса я уже намылился домой и спать, но у Гриши
были на меня другие планы — как оказалось, нас по случаю премьеры
ждал еще и банкет в ресторане “Эрмитаж” товарищества того самого
Оливье, излюбленном месте торгово-промышленных тузов и ведущих
актеров. Несмотря на одноименность с садом, находился он не в
Каретном Ряду, а вовсе даже на Трубной площади.
В одном из залов, отделанном резными деревянными колоннами и
шелковыми панелями, был накрыт стол для всей невеликой труппы и
гостей. Гриша представил меня и Станиславскому, и Морозову, и Ольге
Книппер — как оказалось, инженер Скамов успел стать довольно
популярной личностью, все меня знали и через одного интересовались
кто “Инженерным кварталом”, кто изобретательством. Группу дам и
барышень во главе с Марией Андреевой, симпатичной брюнеткой с
живыми глазами, (будущим членом РСДРП и будущей женой Максима
Горького, на минуточку), весьма интересовали обстоятельства моей
личной жизни. Узнав, что я свободен, они даже как-то подобрались и
взяли меня под плотную опеку, закрутив такую волну флирта, что
устоять в этом цветнике было трудно. Еще бы, Алле Назимовой было
едва-едва двадцать лет, Сонечке Халютиной двадцать пять, но и
тридцатилетняя Андреева была чудо как хороша и не отходила от меня
ни на шаг. Честно говоря, мне такое внимание нравилось, скорее
всего, из-за некого комплекса развившегося помимо моей воли, после
побега моей пассии. И вообще...