Время жестоких чудес - страница 4

Шрифт
Интервал


Бенцион Владимирович проснулся от шума дождя. Первый весенний дождь — ливень — играл симфонию, вел мелодию на водосточных трубах, разрисовывал прозрачными нитями оконное стекло.

Рыжий комок спал рядом поверх одеяла.

— Кот. Вот как, — вслух сказал Бенцион Владимирович и прикрыл глаза. — Спасибо, Андрюша. Когда оно маленькое, там действительно… не разглядеть.

Он лежал и слушал мелодию дождя.

Где-то — поверх ленинградских крыш, поверх дождевых облаков, поверх атмосферного слоя и даже поверх вражеских кораблей — где-то там, поверх самого́ Космоса, про который говорили «Гагарин летал — бога не видел», — где-то там, бесконечно далеко, дальше любых парсеков и любых звезд совершенно точно есть высший смысл, который не допустит гибели огромной части человечества. И он, Бенцион Владимирович — а ведь его списали со счетов и считают выжившим из ума стариком, — кажется, теперь знает, что нужно делать.

Рука погладила комок шерсти.

— Парсек, значит, — пробормотал Бенцион Владимирович, не открывая глаз. — Будешь Парсек.

ВРЕМЯ ЖЕСТОКИХ ЧУДЕС

Человек отправился познавать иные миры, иные цивилизации, не познав до конца

собственных тайников, закоулков, колодцев, забаррикадированных темных дверей.


Если уже столько случилось, то может произойти все… Тут мы бессильны.

Но пока можем, мы будем вместе. А это не так уж мало.


Станислав Лем. Солярис


Глава 1

Кто меня знал, да помянет душу мою

Санкт-Петербург, январь 2005 года


Январь в Петербурге может быть разным.

Снег выпадает, лежит или тает. Дожди идут, смывают снег, движение невских вод вынуждает беспокойные реки выходить из берегов. Солнце выглядывает и прячется.

Январь — нервный месяц. Праздничная суета сменяется апатией, но никто не успевает расслабиться: перед студентами и школьниками уже маячит начало второго, самого сложного семестра. Отложенные «на потом» мысли — о летних экзаменах, о переводных или вступительных испытаниях, о каникулах или об отпуске — возвращаются. Январь вроде бы длинный месяц, но пролетает слишком быстро, пока люди пытаются совладать с привычкой писать предыдущий год в обозначениях дат.

Январь наступившего года казался Ксене странным.

Ей было не с чем сравнивать: она впервые зимовала в Петербурге, но ее не покидало тревожное ощущение, что все вокруг не так.

Мороз сменился оттепелью. При попытке сойти с тротуара приходилось выбирать, в какую часть гигантской бурой лужи погрузить сапоги, машины обдавали прохожих грязью из-под