Да, супруг мой все же перешел в
ведомство «интендантов» и теперь вечно пропадал где-то. Я за него
переживала, но и хорошее в этом было: ведь не приходилось
сдерживать себя от плотских утех. Никто бы слова, конечно, не
сказал, но даже ночевать в одном шатре посреди армии, состоящей
исключительно почти из мужиков, было бы неправильным. А так – муж
скачет где-то, жена скучает и страдает. И вроде бы все
правильно.
В одном из кишлаков мне показалось,
что люди его смотрят на проходящую колонну враждебно. Кто-то зыркал
из-за глинобитного забора, детишки скалились недобро.
– Это пашаи, – сказал бородатый
толмач.
Русский он знал так себе, зато говорил на
множестве местных наречий.
–
Это такое племя?
–
Да, яхши кыз[3]. Племя плохое. Предают
часто. И знаются с красными.
Я кивнула. Вспомнила, что об этом
говорилось раньше в штабе, что некие пуштуны слушают посулы
англичан. Однако выяснилось, что эти самые пуштуны разделяются на
множество родов, некоторые из которых имеют и иное происхождение:
какие-то вышли из Персии, какие-то из Индии, но сварились здесь в
общем котле в Афганистане. Те же барказаи, из которых происходит
Дост Мухаммед – тоже пуштуны, но он привечает кызылбашей, которые
ближе к туркам. Толмач говорит, что именно его народ стремится к
грамоте и образованию, а прочие, населяющие эти горы, только что и
умеют стричь баранов.
Не
просто все тут. Хотя, не так много времени прошло, когда Тверь
Москву чужаком видела, а где-нибудь в Чернигове новгородцев хуже
немцев полагали.
Армия двигалась. Не без неприятностей, и
больше их происходило от новичков. Кое-кто из офицеров
категорически отказывался признавать мое главенство в экспедиции, и
пусть открыто это не выражалось, но недовольство чувствовалось и
даже некоторое сопротивление виделось явственно. Особенно старался
подполковник Юлиус, командир Копорского полка. Невзлюбил он меня,
как свою начальницу, люто, его солдатам такое отношение тоже
передалось. Серж уже дважды порывался вызвать копорца на дуэль, но
я останавливала. Дисциплину это точно не улучшит, а момент для
мести я выберу и сама. Уж противником мне подполковник Юлиус был
никаким.
За такими мыслями и проходила
дорога. Нудная, тяжелая, и радовало то, что не было больных в
армии. Все присоединившиеся части были замордованы Нестором
Павловым, за которым был грозный взгляд генерала Ланжерона, а
ему-то перечить никто не смел. И даже кызылбаши и барказаи Дост
Мухаммеда с уважением отнеслись к доктору, перенимая у него любовь
к чистоте и кипячению воды. Манихеев тут уважали, хотя и
предупредил меня будущий хан, что есть среди прочих и сообщества
фанатично настроенных магометян из шиитов, для коих каждый, кто не
их веры – лютый враг. Почитатели Мани ими держатся за язычников, и
доведись быть ими плененными, ждать придется лютой смерти.