Вечеринка между тем шла
обычным ходом – время от времени кого-то роняли в фонтан, в
компаниях поактивнее давали в глаз, кто-то терял любовницу, кто-то
мужа...
Сегодня должен быть сбой –
затем здесь и торчу. Хотя с большей радостью смотрел бы сейчас
мультики в тубе.
Последние сутки сеть вела себя
странно. Я дважды входил в паучью ипостась и каждый раз ловил
предупреждения о возможном прорыве сети. Правда, предупреждения не
оправдались, и я ни разу не вылетел. Но прорыв оставался тревожным
знаком. «Кокон» держится на паутине. Не будет связей – не будет
токов энергии от доноров, пострадают реципиенты. Карабас молчит,
но, уверен, киевский офис уже в курсе. Честно говоря, плевать на
них хотел. Уволят, так уволят. Хотя Карабас за столько лет
почему-то не решился со мной распрощаться. Паука найти непросто, но
возможно. В каждом офисе «Кокона» для страховки подобраны досье на
несколько кандидатов на роль преемника. В любом случае делать плохо
работу я не умел, тем более я отвечал если не за физическое, то за
психическое здоровье всех включенных в сеть людей. Отвечал перед
собой, не перед корпорацией.
– Виктор Витальевич?! – Фигура Жени
проступила из сумерек аллеи, будто привидение.
На лице девушки читался испуг. И с
каких таких пирогов? Ну, стоит наголо бритый товарищ, весь в
черном, смотрит, не мигая. Привычка у меня такая. Бояться-то
чего?
В свете галогенки из стилизованного
под старину фонаря на блузке Жени блеснула небольшая золотая брошь
в виде паутины – отличительный знак работника «Кокона». Свой я не
носил – нравилось думать, что принадлежу себе, а не корпорации.
– Почему до сих пор не в фонтане?
Только не говори, что там неудобно пить шампанское!
– Шампанское? Я же не
пью!
Евгения плохо понимала мои
шутки.
– А фонтан тебя не
смущает?
– Нет. Но меня смущаете
вы...
– Это пройдет с
возрастом.
В резком свете фальшивого фонаря я
отчетливо увидел, как вспыхнули щеки ассистентки. Нижняя губа
девушки дрогнула. Кажется, переборщил.
Семь лет назад Жене пришлось
несладко.
В угол обшарпанной коммуналки
забилась девчонка, острые коленки поджаты к подбородку, майка
сползла на одно плечо, на виске расплывается синяк, на шее бьется
жилка. Затравленный, безумный взгляд. Над ней навис отчим –
здоровяк с татуированным торсом, бритый череп, раздуваются ноздри,
блестят бусинки поросячьих глаз. Ей пятнадцать, ему сорок один. Он
насилует падчерицу каждый раз, когда мать уходит в запой. Только
что Женя пыталась сбежать, украла на Привозе