Правда, и Гамаюн досталось: парочка
выпущенных огненных шаров все же достигла цели, и от неё шел ед-кий
дымок. Это заставило птицу собрать все силы и от ветра стали
гнуться, не то что трава, даже стоящие на опушке
деревья.
В этот момент одновременно произошло
несколько событий. К путевому камню подкатился, до этого
оста-вавшийся с Ратибором, указывающий им дорогу клубок. Большой
огненный шар сорвался с черепа со звуком «Пыщщщ», – череп погас,
лишив русалку защиты. Шар угодил в птицу, и та, каркнув, кубарем
полетела в траву,
успев при этом выпустить несколько
перьев-стрел, которые летели прямиком к повисшей на посохе
девочке.
– Ложись! – с разбегу врезаясь в
Берегиню и опро-кидывая её наземь, выкрикнул Ратибор.
Оберег, висевший на его груди, горел
багрово красным. Едко шипя, летящие в детей перья птицы Гамаюн
рассыпались в труху, и девочка, натужно выдохнув, провалилась в
беспамятство, опрокинув голову на руки Ратибора.
– Успел! – прошептал тот, периодически
позевывая, было видно, что рывок дался ему с большим
трудом.
***
– «Тропы, да дороженки…» – уже в
который раз повторял мальчик, но клубок, не желая показывать нужной
дороги, крутился волчком перед путеводным камнем.
Русалка так и осталась в беспамятстве,
лежала рядом на траве обочины, крепко сжимая посох в руке. Череп на
шесте перестал шипеть, в его глазницах теплился слабый огонек, хотя
было ясно, что светить он не может.
Оберег на груди мальчика, остававшийся
все время теплым, снова начал краснеть, источая жар.
– Живой?! – голос был похож на
скрежет. Так на мельнице, которая на окраине деревни, скрипели
жернова.
– Ты кто? – Ратибор сжал руками
оберег. Но никого не увидел. – Ты где?
– Перед тобой, – с огромным
достоинством ответил собеседник. – Я – камень.
– Какой ещё камень? – мальчик
озирался, но под светом Луны не разглядел на песчаной дороге ни
одного камня.
– Так перед тобой же стою, –
разочарованно, с не-терпением ответил тот. – Экий несмышленыш,
сразу видно – живой!
Только сейчас мальчик перевел свой
взор на путе-водный камень, перед которым сидел, нашептывая клубку
заговор. Камень был массивен, обласканный ветром и проливными
дождями, часть откололась и лежала, видимо, где-то поблизости, если
никто не умыкнул, как сувенир, или ещё для каких дел. Большими
взъерошенными буквами на нем красовались слова, только невозможно
было разобрать написанное – ветер и дождь сделали свое
дело.