– Мне сказали, что тут обсуждают
Испанию. А я как раз ехал мимо. И решил зайти. Да вы садитесь,
садитесь. Я много времени у вас не займу.
Голос у цезаря Льва мальчишеский,
звонкий, немного гнусавый, как будто он в нос говорит. Но все его
слышат, и в зале образуется зловещая тишина.
Медея чувствует, как у неё замирает
сердце, а перед глазами расползается тьма. Если сейчас молодой
император обратится к Сенату с призывом голосовать в поддержку
нового закона (или против, неважно), случится скандал на весь мир.
Такой скандал, после которого о самом законе никто и не вспомнит.
Все только и будут обсуждать неконституционное вмешательство
императора в законодательный процесс. И даже если закон здесь
одобрят, Курия точно зарубит его как принятый Сенатом под
давлением. Григорий Гален, понтифик текущего года, – убеждённый
противник участия Хрустального трона в политике, это известно всем.
Император должен быть над схваткой, только так он сможет сохранить
божественный авторитет и не уподобиться древним тиранам.
Принцепс Сената собирается вмешаться,
но Лев, его бывший зять и по-прежнему родной племянник, успевает
первым:
– Я вскоре отправляюсь в Пиренеи
поохотиться на рысь. На рысь, – подмигнув и улыбнувшись, сам
немного похожий на рысь, повторяет цезарь Лев. – И мне, как вашему
императору, будет особенно приятно уложить пиренейскую рысь на
имперской земле!
Медея видит свет, и сердце снова
начинает биться. Она среди лучших юристов Империи, и она понимает:
гроза миновала, скандала не будет. Да, это против традиции,
понтифик останется недоволен и наверняка сделает молодому
императору внушение. Но это не вмешательство в политику. Император
ехал мимо и зашёл в Сенат сказать, что ему было бы приятно
поохотиться в Пиренеях на имперской земле. Никого и ни к чему не
призывал, давление на Сенат не оказывал, а просто поделился… эээ…
своими планами. Кто не понял – тот поймёт.
«Особенно приятно».
– Слава Превосходнейшему Льву! –
воскликнул Флавий Эгидин, сенатор-популяр из Бетики. – Слава
молодому цезарю!
Этот возглас подхватывают, раздаются
аплодисменты; сначала робкие, они стремительно нарастают и
перерастают в овацию. Зал взрывается криками радости. И как тут не
радоваться: молодой император, их будущий бог, осчастливил Сенат
своим появлением и оказал высочайшую честь, поделившись своими
планами на охоту в Пиренеях. Бывший кесаревич, а ныне князь,
сенатор и принцепс Эмилий Даласин явно застигнут врасплох, но
радуется вместе со всеми. Все сенаторы знают, что, возможно, уже
скоро огромный парадный портрет этого юноши будет висеть на месте
портрета его прадеда, и они будут кланяться этому портрету всякий
раз, входя в зал и выходя из него.