У мрачных, похожих на жерло вулкана подворотен стояли женщины,
закутанные с ног до головы в замызганные, сроду не стиранные
отрепья, некоторые держали за руку девочек, своих дочерей.
Никаких сомнений в роде их занятий не оставалось. Они
провожали нашу компанию жадными взглядами, но мы делали вид, что
это нас не касается, и продолжали идти как ни в чем не
бывало.
Детишки, словно стайки вспугнутых воробышков, носились из одного
переулка в другой. За заколоченными досками окон раздавались
пьяные крики и угрозы, иногда слышались жалобные стоны и
просьбы о помощи, но редкие прохожие не обращали на них
внимания. Здесь каждый жил сам по себе.
Безногий нищий подкатил на маленькой тележке, отталкиваясь от
земли грязными руками, и, открыв беззубый рот, что-то
прошамкал, клянча подаяние. Лигрель было остановился, но я
толкнул друга плечом и показал, что нужно двигаться дальше.
Разочарованный нищий выругался и покатил обратно.
Порой на улицах показывались рослые и упитанные мужчины –
здешние хозяева жизни. Многие поигрывали кистенем или
увесистой дубиной, но нас не трогали. Не хотели связываться
или слишком заняты.
– Стой, – вдруг прошептал я.
– Что случилось? – удивился Лигрель.
– Потом, – отмахнулся я и запихнул друга в маленькую нишу
между соседними домами, затем залез в нее сам.
Мимо, не спеша, продефилировал Карлик Джо, на этот раз один, без
привычных телохранителей. На физиономии расплылась
самодовольная улыбка, он распевал фривольный мотивчик,
сложенный моряками в портовых кабаках. Нас не заметил и
вскоре скрылся за углом. В Трущобах Джо чувствовал себя как дома.
Интересно, что он здесь делает? Неужто влияние Мясника
распространяется даже на Трущобы?
– Кто это? – спросил Лигрель.
– Да так, один старый знакомый, встреча с которым нам
совершенно ни к чему, – пояснил я. – Двигаем дальше.
– Далеко еще? – спросил Лигрель, набирая ход.
– Почти пришли, – откликнулся я. – Сейчас за поворотом
должна показаться площадь или то, что таковой считают. На ней стоит
памятник Маршалу.
Редкая стена полуразрушенных домов расступилась, открыв взору
большой пустырь, заваленный мусором, в котором копошились
нищие. Они ворошили хлам палками и, найдя что-нибудь
подходящее, складывали в котомки. В основном их интересовали
остатки пищи и тряпки, впрочем, в ход шло все, имеющее в глазах
этих несчастных хоть какую-то ценность.