Императора Николай Павлович впервые вживую увидел в тридцать
восьмом году, на каком-то балу. Тот, заметив в толпе деда (трудно
не заметить на голову возвышавшегося на прочими полковника),
подошел – и поинтересовался:
– А это что за калмык тут с тобой?
– Внук мой, – ответил тогда дед, – и не калмык, а уж если на то
пошло, бурят. В супругу мою весь пошел, пострелец.
– Так я раньше-то бурятов и не видел, только калмыков. Теперь
буду знать, кто есть буряты… это не Николай?
– Именно так, ваше величество.
– А как у него с науками дела?
– Грешно, конечно, хвастать, но правда хвастовством не станет: в
науках усерден, а особливо удачно постигает науки точные. В
механике силен, в арифметике. Думаем, по инженерной части его далее
обучать.
– А чем сам в жизни заниматься желаешь? – спросил царь у
младшего Андреева.
– Служить России! Величие ее взращивать и от врага защищать!
Позвольте мне в гвардию, по примеру отца, служить идти!
– В гвардию… желающих много, саблями махать каждый второй… а вот
умом России служить труднее. Не желаешь ум во славу России
приложить?
– Как прикажете, ваше величество! Все сделаю по вашему
указу!
Николай рассмеялся, услышав такой ответ от мальчика тринадцати
лет:
– Ну, за язык я тебя не тянул. Но раз сам просишь, то
приказываю: за десять лет науки инженерные постигнуть так, чтобы
дорогу лучше Царскосельской смог бы сам выстроить и все потребное
для нее тоже. Чему, как и где учиться – сам же и решишь, разве что
с отцом и дедом советуйся, и с инженерами, а казна тебе обучение
оплатит. Но через десять лет я с тебя проект дороги такой спрошу.
Тогда же и скажу, откуда и куда ее тянуть…
За десять лет в жизни Николая Павловича много чего случилось.
Например, он успел жениться – а через полгода овдоветь. Еще он
успел поучиться всякому в Бельгии, во Франции и даже в Британии
пару лет поработать «учеником» на заводе, выпускавшем паровые
машины. Еще он успел скататься с новыми приятелями в Африку, где
поохотился на львов и на слонов, снова влюбиться и снова похоронить
любимую – так что довольно скоро превратился в циника. Не
законченного, но на многие вещи он теперь смотрел исключительно
через призму выгоды. Правда, выгоды не личной, а державной: остатки
религиозных чувств намекнули ему, что в личной жизни его ничего
хорошего ждать уже не может.