– Ты… лахудра… – Добрыня поднялся,
подошел к люльке и нагнулся над ребенком, – чего на дите-то
злобишься! Дите-то при чем?
Он поднял на руки крошечное тельце и
неловко угнездил голову младенца у себя на локте.
– Ну? Что ты плачешь? Вот дядька тебя
покачает, дядька тебя утешит! А? Что плакать-то, девочка моя милая?
Красавица. Княжна…
Волхвы не боятся
могучих владык,
А княжеский дар им не нужен:
Правдив и свободен их вещий язык…
А.С. Пушкин
Крепкий мороз после короткой оттепели высеребрил высокие терема
Сычёвского университета: и бревна, и тесовые крыши, и резьбу
ветровых досок, полотенец и наличников. Университет превратился в
пряничный городок, облитый сахарной глазурью. Сычёвка, заваленная
снегом, дымила печками, и дымы уходили в небо прямыми пушистыми
столбами.
Холода в тот год наступили рано,
обильные снегопады завалили Новгород снегом в конце месяца
листопада, Волхов давно стал, превратившись в проезжую дорогу, и
оттепель не поколебала крепости льда. Листопад уступал права
грудню: вместо распутицы, ледяных дождей и сырого осеннего ветра
Зима в хрустальных санях, запряженных тройкой белых коней, вовсю
катила по безукоризненно чистой земле.
Млад вышел из Большого терема,
поспешно нахлобучивая треух на голову: мороз впился в уши, стоило
только оказаться на крыльце.
– Счастливо тебе, Млад Мстиславич! –
вежливо кивнула ему старушка-метельщица, убиравшая снег с
дорожки.
– Счастливо, – пробормотал он,
запахивая полушубок. После оттепели мороз казался непривычным.
– Что ж ты так легко оделся? –
метельщица сочувственно покачала головой.
Млад не вспомнил о морозе, когда
выходил из дома. Только по дороге на занятия глянув на восходящее
солнце, он подумал, что мороз – покрепче утреннего – установился
дней на десять (предсказание погоды было для него делом
привычным).
Млад на ходу что-то пробурчал
метельщице и почти бегом направился к естественному отделению –
двухъярусному коллежскому терему, где жили студенты: сегодня он
пообещал диспут вместо лекции. Конечно, уважающий себя наставник ни
за что не пошел бы на поводу у студентов, но Млад любил диспуты в
учебной комнате – уютной, с потрескивающей печкой, – а иногда и за
чарочкой меда.
Он столько внимания уделял тому,
чтобы не уронить с головы треух и одновременно не дать распахнуться
полушубку, что неожиданно наткнулся на декана, идущего по тропинке
ему навстречу. Декан был человеком крупным, и Млад, хотя на рост и
не жаловался, ткнулся головой в его выпуклую грудь, плавной дугой
переходящую в не менее выпуклый живот.