«Где же ты,
куда побежишь теперь? Постараешься использовать шанс или наоборот,
избавишься от опасного живого груза? Или попробуешь
торговаться?».
Допрос
местных, скорее всего, ничего не даст. Вряд ли контрабандисты
болтали направо и налево о своих планах. В банке можно было бы
узнать больше, но туда врываться нельзя, к сожалению. Власти
закроют глаза на то, что кто-то где-то пострелял, франки служат
отличной повязкой на лице Фемиды. Но с финансовыми картелями
связываться нельзя.
Без
бихевиористов теперь не обойтись. Они соберут воедино все обрывки
сведений о Солдатенкове, склеят из них образ человека, словно
слепок его души. Препарируют искусственное альтер-эго, живущее в
сложных таблицах и схемах доктора Фройда, и укажут, что сделает
оригинал. Это будет очень дорого, настолько, что вряд ли удастся
много заработать на этом контракте. Но репутация дороже.
И этого
самого Олега, бывшего соотечественника, теперь придется казнить,
демонстративно и страшно. Назидательно. Никому не нужно знать, в
чем столкнулись «Деспер» и ганза. Но все должны увидеть, что никто
не может пришить заячьи уши Ицхаку Риману ... да и Беркли
тоже.
Риман
усмехнулся и беззвучно пообещал сопернику:
«Я нашел
тебя один раз. Найду и второй. Жди.»
* *
*
Удар был
сильный, настолько, что рот Боскэ сразу наполнился кровью, зубы
хрустнули. Не удовольствовавшись содеянным, Хольг ударил еще раз, с
другой стороны, как будто символизируя мудрые слова о правой и
левой щеках, кои надлежит подставлять.
- Нож, -
потребовал фюрер, не оглядываясь.
Родригес
все поняла верным образом. В ее руке щелкнул складной
подпружиненный нож. Целлулоидная рукоять была выкрашена в
веселенький розовый цвет, а лезвие зазубрено так, чтобы даже
легкий, неприцельный удар оставлял рваную рану.
- Я
стрелять не буду, - тихо пообещал Хольг. - Я тебя прирежу как
свинью. Говори, кто ты такой? Кто за тобой охотится?
Боскэ молча
смотрел на него снизу вверх. Монах как будто вышел из собственного
тела и обозревал картину со стороны. Измученные грязные люди,
совершенно безлюдный полустанок, полоски узкоколейки, убегающие
вдаль под ущербной луной. И ощутимое дыхание смерти в каждом слове,
каждом движении.
Они
бежали... бежали так, словно за ними гналась сама Костлявая, да
собственно так и было. Хольг понимал, что спасет их всех только
скорость, поэтому, как только прогремели два выстрела, слившиеся в
один, одним броском швырнул себя через пустую витрину. И побежал. И
все остальные побежали за ним, в том числе и Боскэ. Никто не
оглянулся на Максвелла, никто не стал проверять, может быть стрелок
ганзы еще жив и нуждается в помощи. Жив и на ногах - догонит. А
коли нет - значит не судьба. Секунды промедления означали верную
смерть для всех остальных.