- Так
боженька остановит пулю? - повторил фюрер.
- Нет, -
сказал Гильермо, закрывая глаза. И зашептал, торопясь успеть
закончить. - Исповедую единое Крещение во оставление грехов, ожидаю
воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь.
- Я так и
думал, - хмыкнул Солдатенков, убирая оружие. - Мой Символ лучше
твоего.
- Он
страшнее и понятнее, - не открывая глаз, выдохнул доминиканец с
решимостью обреченного. - Но не лучше.
Хольг
сплюнул, уже беззлобно и почти спокойно.
- И я был
таким же глупым, - вздохнул фюрер. - Три с лишним года назад. Но я
вылечился. Точнее, меня вылечили.
Гильермо
молчал, сглатывая кровь, что стекала в рот из разбитого
носа.
- Уходи,
поп, - глухо посоветовал Солдатенков. Именно посоветовал, а не
приказал. - Скройся внизу и никому больше не показывай свою рожу.
Тебя еще везти и везти.
Гильермо
поднялся, скользя и цепляясь разбитыми пальцами за леер. Наконец он
более-менее утвердился в вертикальном положении.
- Можешь
сказать «спасибо», - порекомендовал Солдатенков.
- За что? -
спросил Гильермо, глядя в сторону.
- За
лечение от розовой слепоты. Я заплатил за него намного дороже -
куском ноги.
Боскэ
тяжело вздохнул. Из-за основательно побитых ребер получился скорее
протяжный всхлип. Монах сглотнул, выбирая между разумным и
правильным. Подумал, насколько разведенными могут быть эти две
сущности, которые совсем недавно казались ему единым целым. И
выбрал не разумное - то есть молча уйти, а правильное.
- Я
благодарен. Но не за этот «урок». Вы показали, что сильный всегда
может показать свою силу над слабым. Но я это знал и так. В Библии
о неправой силе написано куда лучше. Я благодарен за
иное.
- И что же
это? - в очередной раз сплюнул фюрер.
- Путь
праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тираны из
злых людей, - медленно, растягивая слова, с необычной
торжественностью сказал доминиканец. - Блажен тот пастырь, кто во
имя милосердия и доброты ведет слабых за собой сквозь долину тьмы,
ибо именно он и есть тот, кто воистину печется о ближнем своем и
возвращает детей заблудших.
- Это ты
себя в праведники записал? - хмыкнул Солдатенков.
- Нет, -
покачал головой Гильермо. - Я так думал. А затем понял, что
ошибался в своей гордыне. Я не праведник. Я просто тот, кого Он
ведет, указывая на все несовершенство мира, который я не знал.
Который я смогу сделать лучше. А праведник ... может быть тот, кто
по воле Божьей сопровождает меня через все опасности, между Сциллой
и Харибдой?