- Брат Гильермо, черт тебя
побери!
Он проснулся, теперь уже
окончательно. Не папа и не победитель владык мирских, но смиренный
брат Гильермо, монах-доминиканец сорока восьми лет от роду, из
скромной обители, что расположена близ тех мест, где сходятся
границы Германии, Франции и Швейцарии.
Монах встрепенулся, ошалело посмотрел
вокруг и чуть не упал с удобного деревянного кресла. Маленькая
керосиновая лампа казалась невыносимо яркой и резала глаза, как
молния из сна. В ее свете страницы раскрытой на пюпитре книги
казались темно-желтыми, а буквы - черными букашками, ведущими
геометрически строгие хороводы.
- Брат Гильермо, нехорошо вводить в
грех собратьев, - трагическим шепотом воззвал старенький
настоятель-приор, набожно крестясь и всматриваясь в низкий потолок,
словно там можно было обрести божественное откровение. Или хотя бы
прощение за невзначай вырвавшееся крепкое словцо кое, как известно,
есть добровольно отверстые ворота для дьявола.
- Грех, простите... - Гильермо все
еще пребывал на узкой грани, что отделяет сон от яви и, хотя уже
склонялся к миру людей, а не грез, но все еще плохо понимал, что
происходит вокруг.
- Вам следовало бы уделять больше
внимания молитвам, а не этому! - возопил приор, потрясая схваченной
с пюпитра книгой. На темно-коричневой обложке отчетливо читалось
название «Guerre de l'Empereur et le
Pape[1]. 1229 -
1241».
Хотя старый упитанный монах не
закончил фразу казалось очевидным, что он глубоко не одобряет
ознакомления с мирскими текстами, пусть даже на вполне богоугодные
темы.
- Простите, - повторил Гильермо и
осенил себя крестом. - Я решил почитать немного после повечерия и
молитвы... и заснул...
Ему захотелось добавить «и
немудрено», потому что монастырская библиотека была маленькой - под
стать самой обители, но дивно уютной. Тринадцать монахов и столько
же послушников могли приобщиться не только лишь к душеспасительным
текстам, но и к хорошей подборке исторической литературы,
составленной по образцу лучших французских и немецких
«collection de livres». Однако незадачливый чтец воздержался
от сего комментария, ибо здраво рассудил, что «non tempus aut
locum» - не время и не место.
Тем более, что, пребывая в
душевном расстройстве приор иногда совершал скоропалительные
действия. И вполне мог вспомнить, что среди книг сокрыт маленький
радиоприемник с приводом от ручного маховика - вещь не запрещенная
явно, однако весьма предосудительная. А собратья не будут
благодарны Гильермо, если из-за него они более не смогут потакать
малой слабости и узнавать, что происходит в мире... Особенно
сейчас, когда понтифик Пий XI намерен произнести проповедь о
неверии как «