– Мы же взяли стену, – ошеломлённо
прошептал я.
– Я тоже ничего не понимаю, –
признался Тихий. – Видно хорошо им там… дали…
– Ждем, – бросил я, совладав с
волнением.
– Чего ж ещё остаётся, – хохотнул
Арсений.
– Отставить истерику! – прикрикнул я.
– Расставить посты! Доложить сколько пороха осталось!
– Нисколько, – ответил сержант,
совершенно не проникнувшись моим командным тоном.
– Лёша, всё… – тихо добавил он,
подняв на меня взгляд. – Отвоевались.
– Разберёмся, – процедил я, с
ненавистью глядя на сержанта.
Время шло, а нас не спешили
штурмовать. Противник медлил, сознавая своё превосходство. На
исходе второго часа, меня позвали на нижний ярус.
– Там парламентёр, Алексей Андреевич,
– отрапортовал запыхавшийся солдат. – Спрашивают вас… ну, то есть
главного.
– Ну, пойдём, – буркнул я, увлекаемый
стрелком за собой.
Мы шли вниз. Очень долго шли. Я
словно впервые видел помещения, которые сам и прошёл ранее, притом
первым. Приходилось то и дело перешагивать, а иногда и
перепрыгивать через трупы. Я так и не свыкся с мыслью, что можно
наступить ногой человеку на грудь, даже мёртвому, хотя служил вот
уже пятнадцать лет. Лежали и наши и чужие. Чужих было больше, чему
я не мог не радоваться, пускай и сознавая, что теперь это не имеет
ровным счётом никакого значения. Мы остановились в караулке первого
этажа. Здесь было тесно. Десяток аркебузиров держали на прицеле
изрешечённую многочисленными залпами, ставшую ветхой дверь. Я
остановился радом с ней, возле стены, держа саблю наготове.
– Капитан Алексей Яровицын, готов
слушать.
– Хорошего дня, капитан, – ответил
вкрадчивый голос. – Твои люди верно голодны?
– Мои люди полны решимости и задора,
– деланно хохотнув, заявил я. – Вас их чаяния не касаются.
– Ну, почему же… – прозвучало после
небольшой паузы. – Ты же в моём форте, капитан. А как гостеприимный
хозяин, я должен проявить участие. К чему страдать солдатам? Они
храбро сражались, их судьба ничем не омрачена, ведь они исполняли
приказы… тех, кто вас бросил.
Он замолчал. Я хотел было сказать
что-то дерзкое, о том, что это тактический маневр, и мы скоро всех
тут размажем, но язык не повернулся так глупо врать. И он, и я
понимали суть сложившегося положения.
«Нас не будут штурмовать. Они будут
держать нас взаперти неделю, максимум две, а потом мы выйдем сами
без единого выстрела. Подкрепления не будет. Обоза нет. Мы –
мертвецы».