-- Как там поживают Гоголята?
Остап крякает.
-- Гоголята? Да как обычно. Сестра твоя, Анна, вот, замуж
собирается. Сегодня в поместье званный вечер в честь ее помолвки с
князем Романовым. Ты не одобрял, кстати.
Я прищуриваюсь:
-- И как же род отреагировал на новость о том, что его патриарх
жив?
-- Род, хех, -- невесело хмыкает возничий. -- Мачеха твоя да
сестра сводная, вот и весь род.
-- Ну?
-- Ну, дык слуги все на приеме заняты были. Высший свет как
услыхал, что князь помолвку устраивает, так слетелись все, как мухи
на… кхм… В общем, трубку поднял я. Не знает еще никто, что ты жив,
Гриш. А хочешь, я прямо сейчас позвоню, обрадую?
Значит, помимо юного Гоголя в роду были мачеха, сводная сестра
да поместье. В котором всего через неделю после похорон патриарха
празднуется помолвка с каким-то там Романовым, которую не одобрял
почивший.
Я жестом останавливаю возничего, уже доставшего свой
телефон.
-- Нет, Остапка. Не звони никому. Хочу устроить родственничкам
сюрприз.
Остап кивает без задней мысли:
-- Дело говоришь. Вот потеха-то будет!
В зеркале заднего вида мелькает мой зловещий оскал.
-- Еще какая, Остапка, еще какая…
Гости на званном вечере
в поместье Гоголей разделяются на две группы.
Мужчины и юноши в костюмах от Тигрофа и фраках от Зайцева,
прилизанные, выпячивают грудь и тянут макушку, чтобы выиграть
лишние пару сантиметров роста. Поголовно вторые, третьи и так далее
наследники своих родов. Редко когда первые и почти никогда --
патриархи.
Они собираются в круг, чтобы видеть лица друг друга и мельчайшие
признаки лжи на них. Музыка скрипки льется мимо мужчин, они
потягивают бургундский креман и говорят:
-- Отвратительно. Гоголи могли бы обратиться к моему роду. У нас
связи с поставщиками из самой Шампани.
-- Я не увидел на столе морепродуктов. Экономят? У моего рода
рыболовецкие компании в Черном море. Мы могли бы дать им скидку,
скажем, в два процента!
Дворянский круг, на миг заглушая музыкантов, взрывается смехом.
Кто-то замечает:
-- Прием готовили Романовы, а не Гоголи.
-- Неудивительно, -- хмыкают в ответ.
Презрительные взгляды падают на картины. Иванов, Айвазовский,
Венецианов и другие, они украшают пространства между высокими
стрельчатыми окнами. Все -- копии, оригиналы же, личные подарки
великих авторов, давно распроданы в уплату долгов.