Облачённый в мундир, с треуголкой подмышкой и шпагой на
перевязи, с припудренным по последней моде париком, Фёдор Прокопич
лично встретил столичных шишек на парадном крыльце, долго
рассыпался в любезностях, а потом, отослав полицейского, пригласил
в дом.
Расторопный лакей принял у сыщиков плащи и шляпы, ещё один
предупредительно распахнул высокие двери, ведущие в обеденный зал.
Там шеренгой выстроились слуги, которым выпала честь прислуживать
за столом. Как по команде, они разом склонили головы.
Воевода горделиво вскинул подбородок. Дескать, вот как я их
вышколил. Не хуже солдат.
Сыщики тем временем оглядели обстановку. Зал оказался большим и
светлым, шторы были задрапированы. В углу мерцал богатый иконостас.
На стенах висели ружья и сабли, и даже турецкий ятаган – свидетель
того, что хозяину дома довелось побывать в Прутском
походе[5]. Впрочем, не только оружие
украшало дубовые панели, нашлось место и парочке картин, на которых
были изображены сцены на библейские темы.
В центре находился стол с пузатыми ножками, сразу привлекший
внимание гостей. Начищенная посуда, выстроенная, как солдаты на
параде, сияла, радуя глаз.
Несмотря на тёплый солнечный день, камин, занимавший добрую
половину стены, был затоплен. Оттого в обеденной царила нестерпимая
жара, и следователи поняли, что ещё чуть-чуть, и они обольются
потом.
Воевода шаркнул толстой ногой в ботфортах с позолоченными
пряжками.
– Хотелось бы супругу свою представить, да вот беда – она в
деревню уехать изволила вместе с чадами нашими. Софья Петровна у
меня город не жалует, хотя что такое Марфино – деревня и есть.
– Умом женщину не понять, – кивнул Пётр.
– Прекрасно сказано, – восхитился воевода. –
Непременно запишу себе в книжечку. Я, господа, всякие любопытные
фразы коллекционирую. Чтобы, так сказать, оставить потомству на
память и в назидание. Обязательно, как услышу что-то необычное, так
поскорее за чернила и перо. А потом с трубочкой сяду в
кресло-качалку и вслух перечитываю.
Тут Фёдор Прокопич опомнился, стал суетиться, рассаживая гостей.
Сам занял почётное место во главе стола.
– Господа, прошу ушицы отведать. Знатная получилась. У нас
такая рыба водится – к столу императорскому подавать не стыдно. А
уж уха из неё… наваристая, жирная!
Слуги сноровисто разлили уху по тарелкам и вновь приклеились к
стене.