– Ну куда тебе тут прыгать, глупый?
– ласково спросила она, глядя ему в глаза. – Превращайся, так ведь
удобнее разговаривать!
Бьорн совсем по-человечески вздохнул
– а потом медленно, неловко покачал головой.
– Не хочешь? Но ты же сам пробрался
на этот этаж, и разбудил остальных, чтобы привлечь мое внимание…
Разве нет?
Пёсик снова заскулил и попытался
вывернуться. Беттина надула губки.
– Или… Ты пришёл не ко мне?
Предположение было обидным. К кому
ещё он мог тут явиться тайком? Но пёс неумело изобразил кивок, и
Беттина шумно вздохнула. То есть, она обязана соблюдать приличия, а
эти глупые курицы, которые так демонстративно отодвигались подальше
от её книг – нет?! А может, он вовсе и не на неё смотрел?!
– Признавайся! К Элли или к Долли? Я
приказываю – сейчас же превращайся и объяснись! Ну?!
В этот раз скулёж вышел погромче, и
на него тут же отозвались остальные псы.
– Тише вы! – шикнула Беттина,
опуская телохранителя на пол. Он тут же лёг и спрятал морду под
лапами, но она была слишком сердита, чтобы умиляться. – Превращайся
и рассказывай, что тут происходит, сейчас же! Я принцесса, ты
должен меня слушаться, не забыл?!
Он подполз поближе и ткнулся носом в
её туфельки, мягкие, домашние, с вышивкой. Беттина уже почти
собралась вскочить и рассердиться всерьёз, но тут Бьорн положил
лапу – прямо на вышитую корону.
Корона… Король… Так это значит…
– Та-а-ак, – протянула Беттина. –
Это Эдуард, да? Он и тебя запугал? Вот это всё про приличия,
да?
Очередной неловкий кивок. Почему-то
захотелось плакать, и Беттина прикусила губу. Боль помогла немного
отвлечься, но печальная реальность вдруг встала перед ней в полный
рост.
Во всём мире не было человека,
который мог бы общаться с ней без оглядки на брата.
Служанки лепетали: «Ах, госпожа, его
величество не велели». Дочери аристократов, приглашённые ко двору
ей в подруги, мило улыбались и интересовались, какие цвета больше
нравятся его величеству и предпочитает ли он розы или орхидеи –
каждая воображала себя потенциальной королевой и считала вправе
смотреть на младшую сестру будущего супруга с обидным
снисхождением. Дворцовые стражники и королевские рыцари при её
приближении делали каменные лица и на вопросы отвечали односложно –
как будто боялись, что за каждый лишний взгляд король лично
поотрубает всем головы.