Буаробер, кстати, тоже был
священником – аббатом, а потом и приором Руара, но жизнь вёл
отчаянно не католическую и был обжорой, игроком, бабником и, как
про него утверждали, щупал собственных лакеев за всякое. Кардиналу
Буаробер сперва не понравился, а потом выяснилось, что у него
талант сатирика и чуйка на окружающие таланты – и тут-то дело
пошло.
С одной стороны, Буаробер развлекал
кардинала за столом, вышучивал кардинальского духовника де Мюло
(особенно его нос, который от любви к винишку превращался в «50
оттенков алого») и травил байки про парижскую знать и про
братьев-читателей. С другой стороны, Буаробер щедро раздавал
братьям-читателям деньги, откапывал и притаскивал к Ришелье новые
таланты и выпрашивал для авторов в бедственном положении пансионы.
Притом, и это делал с выдумкой, как показывает история с Мари де
Гурне, которую, на секундочку, величали «французской Минервой».
Эта самая де Гурне была писательницей
и, как сейчас бы сказали, немножко философиней. Её заметил ещё
Генрих IV, но потом очень внезапно умер, а назначенный при короле
пансион выплачивали из рук вон плохо. Кроме того, де Гурне
регулярно троллили другие писатели. Например, два шутника как-то
узнали, что престарелая писательница ждёт в гости такого же
престарелого Ракана – тогда популярного автора. Оба тут же явились
к ней по очереди и устроили сценку: «Очень приятно, Ракан». Причём,
тот, который пришёл в гости вторым, утверждал, что первый –
самозванец.
А через пару часов к обалдевшей де
Гурне пришёл третий Ракан – настоящий. Бедная старушка с досады
запустила в кумира интеллигенции тапкой. Но потом с ужасом
осознала, на кого подняла свою тапочку, перед писателем извинилась
и стала с ним дружить. А Буаробер получил новую байку для Ришелье и
сюжет для пьесы.
А кардинал как-то увидел стихи старой
писательницы и решил с ней встретиться. Даже составил по такому
случаю приветствие, состоящее из устаревших слов её книги (такая
беззлобная литературная подколка). А когда писательница
отреагировала в духе: «Ну, вы ж тут великий гений, вас должен
развлекать весь мир» – извинился и решил де Гурне немножко
облагодетельствовать пансионом.
И тут-то на сцену вылез Буаробер и
повёл беседу в духе свадебных конкурсов («А на мальчика? А на
девочку? А на погремушки?»).