— Патрикий Александр, — милостиво
склонила голову Мартина.
— Кирия, — низко поклонился тот.
Патрикий был вполне доволен своей
жизнью. Понемногу младший август Константин все больше и больше
становился покорен его воле, а корпус варангов, охранявший других
детей императора Ираклия, сгинул в битве при Ярмуке. Теперь дворец
охраняли преданные лично ему люди, и он был почти всесилен. И лишь
небольшая осечка, когда его посланцы так и не смогли отравить князя
Словении, омрачала существование протоасикрита. Хотя, если быть до
конца честным, это была не осечка, а чудовищный провал, последствия
которого ему еще предстояло предотвратить. Ну, или ответить за них,
если предотвратить не удастся. Потому-то патрикий больше не выходил
из дворца иначе, как окруженный небольшой армией. Его родители
умерли, брат и сестра жили под надежной охраной, а сам он старался
больше не вспоминать того парня с короткой бородкой и жутким,
леденящим душу взглядом.
— Что там наши заговорщики? — лениво
спросила Мартина, которой устранение Иоанна и Феодора было на руку.
— Шумят?
— Шумят, госпожа, — усмехнулся
патрикий. — Мы пока наблюдаем за ними, выявляем все связи.
— Может, уже пора их взять? —
недовольно протянула императрица.
Годы не пощадили ее. Она родила
десять детей, и изрядно располнела, став не по годам тяжела на
подъем. Вместо молодой красивой женщины сидела измученная борьбой
за власть, ненавидимая всеми волчица, защищающая свой выводок. А
еще Мартина очень устала, оставшись совершено одна. Муж был далеко,
а верные даны погибли. Ее нервы были натянуты, как струна. Она
теперь даже спала плохо, вздрагивая по ночам от каждого звука.
— Что это за шум? — недовольно
повернул голову патрикий. — Кто посмел?
Прямо за дверью раздался грохот,
потом придушенный вопль, а потом створки распахнулись, и в покои
императрицы ввалился Сигурд Ужас Авар собственной персоной. И
императрица, и патрикий так удивились, что даже немыслимая дерзость
дана так и осталась без ответа. На него просто смотрели недоуменно.
Ведь такого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда.
Никогда и никто не входил в покои императриц без высочайшего на то
дозволения.
— Я к госпоже хотеть пройти! — сказал
он, глядя прямым детским взглядом. — А меня не пускать! Я перстень
показать, а меня все равно не пускать! Проваливать, говорят,
варвар! А я точно знать, что у кого этот перстень есть, тот может к
госпожа пройти. Ну, я этот глупый дурак, который порядки не знать,
немного бить и сам к госпожа прийти. Госпожа этот неуч наказать!
Да, госпожа?