Китыч оторопел. Он глянул на меня,
как на ненормального, но убедился, что я серьезен и даже строг. Мы
за десять лет дружбы физиологически чувствовали друг друга. Он
понял, что придется ответить. Кит закурил, я тоже от его спички.
Хорошо курилось ночью, в прохладном апрельском воздухе.
— Мне скоро в армию, — вдруг сказал
Кит.
Я промолчал. Кит и сам понял, что
брякнул что-то невпопад.
— Ни в чем, — наконец промолвил он и
посмотрел на месяц.
Я тоже задрал голову. Звезды мерцали
по всему небу. Потом я посмотрел на свои руки и ноги: представил,
как кровь движется по венам, как картошка и докторская колбаса
превращаются в желудке, в едком соке, в жидкую массу, которая
всасывается моими кишками, как в кровь поступает глюкоза, сахара,
еще какая-то дрянь, как в легких окисляется кислород, превращаясь в
углекислый газ, как в мочевом пузыре скапливается жидкость, которая
не всосалась в кровь, как сжимается и разжимается кусок мяса среди
ребер, перегоняя по трубочкам алую жидкость, — и вот это все, в
совокупности, рождает Артура Болена, то есть меня, который сидит на
скамейке и разговаривает с Китычем о каком-то Биндере, о путяге,
армии, посреди какой-то бесконечной черной бездны, в которой
развешаны огромные раскаленные шары. Вдуматься только — путяга,
Биндер и — бесконечная Вселенная, где каждая из триллионов
звездочек больше всей нашей Земли в миллионы раз. Я сказал об этом
вслух. Китыч, кажется, меня понял, потому что он тоже начал
разглядывать свои руки и ноги и хмыкать. А потом мы снова
уставились на небо и долго завороженно молчали, подавленные своим
ничтожеством.
— Да уж... — протянул наконец Китыч,
возвращаясь из транса на грешную землю по привычной колее. — Думай
не думай, а истина в портвейне. Счас бы дернули грамм так по
девятьсот, и никаких мыслей!
— У нас в классе есть девчонка, —
начал я поспешно, чтоб Кит не успел уйти с головой в свинячье
состояние. — Викой зовут...
— Фригидная? Та, что ли? Про которую
ты говорил?
— Да нет, не та. Та — дура. А эта...
эта не дура, Кит.
— Много ставит из себя?
— Да... То есть не то что бы...
Красивая она.
Китыч сочувственно промолчал, и я был
благодарен ему.
— Нравится она мне, — сказал я
решительно.
— Ну и?
— В том-то и дело, что «ну и». Мы с
ней как враги.
— Ну и брось ее.
— Да уж... брось. И почему все
красивые такие...