— Ой не надо, не надо, Артур,
миленький, не надо, прошу тебя!
— Проси прощения. Или защекочу!!
Оставлю здесь на съедение воронам.
— Артур, миленький, не надо. Прости
меня. Ты самый лучший в мире. Ты самый красивый, самый умный,
самый...
— Гениальный...
— Да, гениальный. Ой, не надо,
мамочки, прости меня, миленький, не надо, я на все согласна!
Я отпустил ее и спросил:
— На что ты согласна?
— На все, — Вика часто дышала и
смотрела на меня умоляюще.
— На все? На все, на все?!
Вика кивнула. Глаза ее были широко
распахнуты. В них мелькнул испуг и ожидание. Она замерла. Я тоже
замер. Мы смотрели друг на друга как загипнотизированные. У меня
затрещало в животе от страха. В это время где-то неподалеку
раздался громкий короткий мужской крик. Вика впилась в меня.
— Мамочка!
— Тихо! — выдохнул я, — сиди тихо!
Выходим.
— Не могу.
— Я с тобой, ну? — мне пришлось взять
ее под руки и приподнять. Она вся и впрямь оцепенела, меня,
напротив, колотило внутри так, что даже глазные яблоки
пульсировали.
И вдруг я увидел его. Фигуру мужчины.
Он вошел в полосу лунного света, остановился и что-то пробурчал.
Вика слабо ойкнула и задрожала. Посеребренный призрак подошел
ближе. Я разглядел молодого мужчину, он был в светлом плаще. Одной
рукой он держался за щеку. Увидев нас, он остановился, качнувшись,
сделал несколько шагов назад и чуть не упал.
— Эй! — крикнул он слабо.
— Что? — крикнул я сильнее, но
тоньше.
Мужчина топтался на месте, озираясь
вокруг.
— Где я?
— Пьяный, — облегченно прошептала
Вика.
— Где я? Куда... черт... Товарищи,
где я?
— Это совсем беспомощное, нелепое
«товарищи» расколдовало всю мистическую сцену. Я перевел дух.
— Вы на кладбище. В
Александро-Невской лавре. А вон там метро.
— Спасибо... ребята. Только не бейте,
ладно?
— Пошли, — прошептал я. — Мужик
совсем очумел.
И мы пошли, сначала задом, а потом и
передом припустили все быстрее и быстрее, пока не выскочили,
запыхавшись, на дорогу. Три раза я больно обо что-то стукнулся,
Вика тоже спотыкалась, хватая меня за трещавшую куртку...
В себя мы пришли уже на площади, но в
метро все равно влетели, как будто за нами была погоня.
— Ну как? — спросил я Вику на
эскалаторе.
— Ужас, я еще до сих пор дрожу, — она
была так мила, так доверчива в эту минуту, что я, вспыхнув,
признался:
— Я сам перепугался до смерти.