Он медленно подошел ко мне, и я
невольно поразился его лицу: оно было красивым, но в то же время в
нем было что-то жуткое, не похожее на лицо нормального человека:
так морда волка отличается от морды овчарки, и будь он
действительно волком, а я собакой, то мы переживали бы чувства
очень похожие на те, что испытывали друг к другу сейчас, будучи
человеками.
— Ну, — сказал он, глядя мне в глаза
холодно и не мигая.
Я молчал.
— Долго будем стоять?
Ровный, как будто даже ленивый
голос... Моя рука предательски полезла в карман. Я остановил ее
неимоверным усилием воли и перевел дыхание.
— Тебе не ясно? — он задрал голову, и
я отшатнулся.
— Ты чего дергаешься?
— Я не дёргаюсь, — возразил я, хотя
во мне все дергалось: и сердце, и ноги, и мысли.
— Артур!
Я обернулся. Молоденькая учительница
географии, держа двумя руками увесистую сумку, беспокойно
переводила взгляд с меня на небритую компанию.
— Ты что тут делаешь?
Какое милое, родное лицо!
— Ничего!
— Как же ничего...
— Да все нормально, Ирина Мифодиевна,
ничего не происходит. Разговариваем...
Я говорил как будто под диктовку
голубоглазого, а сам заклинал ее испуганными глазами: не верьте, не
верьте, неужели вы не видите, что я говорю неправду?!
— Знакомого встретил. Нет, правда,
Ирина Мифодиевна, все в порядке.
Кажется, она поняла все, но она была
бессильна что-либо сделать. На мне уже стояла печать обреченности.
Обреченным никто не может помочь: я сам это замечал не раз.
Мифодиевна потопталась с минуту, тоскливо озираясь по сторонам,
потом сострадающе посмотрела на мое напряженное и неестественно
улыбающееся лицо, вздохнула и — ушла, виновато согнув плечи.
Я вновь стоял перед своим повелителем
один на один. Натянутая улыбка медленно стыла под его ледяным
взглядом. Почему я стою перед ним, Господи?
— Ну?
— Что?
— Мани. И живо, придурок.
В кармане лежал рубль. Всего лишь
один рубль, дарующий мне избавление от этих беспощадных голубых
глаз, которые уже выдавили из меня Артура и наполнили тело каким-то
слабым, дрожащим раствором. Какой-то маленький, скрюченный
человечек в центре мозга кричал умоляюще: отдай, отдай! Но,
видимо, это был все же не я, потому что я сказал хрипло:
— Нету!
И в то же время в моих глазах
вспыхнули огненные брызги, и я услышал какой-то неприятный и очень
знакомый смачный стук.